Дети Гамельна. Мила Борн

совсем умрет?

      Буданова помедлила и ответила с неохотой:

      – Если умрет, дом станет нашим. – Она коротко обернулась на старуху. Потом добавила: – А если умрет и мать, он станет моим.

      В этот момент в углу завозилась старуха и слабым голосом позвала какую-то Алекту. Буданова резко мотнула головой в угол комнаты.

      – Опять бредит.

      Лера, совсем растерявшись, стала рассматривать собственные руки. И увидела вдруг, что испачкала их чем-то бурым и липким, как смола.

      Старуха заохала снова, стала звать, перебирая какие-то странные имена. Буданова огрызнулась в угол:

      – Сейчас я, сейчас!

      Но старуха упрямилась и звала. Буданова разозлилась.

      – Вот погоди! Мать придет, она тебе покажет!

      Старуха тяжело и протяжно кряхтела. Буданова перестала смеяться, посмотрела на Леру враждебно, как раньше в школе. И Лера увидела в ней прежнюю дебилку. Буданова заметила это, резко откинула голову назад и нехорошо, в голос рассмеялась.

      – Шла бы ты отсюда!

      Лера поднялась с табурета. Буданова тоже встала и стала напирать на Леру.

      – Мать скоро из церкви вернется. Да и бабушка какать хочет. Она не может при чужих. Не понимаешь?

      В это мгновение старуха пронзительно завопила. И Лера, справившись, наконец, с оцепенением, бросилась в прихожую, стала искать свою обувь, еле нашла, в спешке задвинула ноги в разбухшие от слякоти туфли и выбежала из дома, захлопнув за собой тяжелую ветхую дверь.

      На воздухе ей стало легче. Собаки во дворе уже не было. Или она просто решила, что Лера больше не враг, и ушла в свою будку. Затворив за собой калитку, Лера пошла домой. Сердце еще отчаянно колотилось. Руки были все липкие. Она попыталась вытереть их о платье. Но только размазала грязь еще больше. Бросила оттирать и торопливо зашагала вдоль улицы, опасаясь, что столкнется с будановской матерью.

      В конце концов она добралась до перекрестка. Завернула на улицу, которая была шире прежней, и неожиданно уткнулась в церковь. «Вот сюда, наверное, ходит побираться будановская мать», – подумала Лера. Но сейчас церковь была заперта. Возле нее вообще не было никаких людей. Даже казалось, что они здесь и не бывают – так безжизненно выглядел церковный двор. Лера обогнула церковь и пошла дальше. Тошнота не отпускала. Она чувствовала, будто что-то лишнее и чужое больно давит у нее в груди. Лера попыталась несколько раз глубоко вздохнуть, но боль стала только сильнее. «Все-таки они сумасшедшие, эти Будановы», – подумала она, машинально переставляя ноги и перепрыгивая через грязь. Где-то в голове Леры засмеялся Павлик. К нему стали присоединяться и другие голоса. Лера остановилась.

      Только теперь она поняла, что заблудилась. В частном секторе ей не приходилось бывать раньше. Мама запрещала ей там появляться, потому что ходили слухи, будто бы в брошенных домах живут цыгане. Они ловят детей из хороших семей, убивают их, пьют их кровь, а потом прячут у себя в подвалах, из которых несет смертью и сыростью. Лера подумала с ужасом: и у Будановой в доме так же.

      Сумерки