Укатанагон и Клязьма. Юрий Лавут-Хуторянский

дома, днём, в самую жару. Она пригласила, а он спросил, к чему готовиться, форма одежды, родители? Оказалось, что никого не будет.

      – Пожалуйста, – говорит она, как только он вошел в гостиную, – садись и ответь мне на три вопроса.

      – Вот так, с налету, даже без чая? Ладно, раз чая не будет, утоляем жажду вопросами.

      Она ставит чайник, не спешит, а он думает, что пирожные, которые принёс, тают в прихожей. Глядя ему в глаза, серьёзно спрашивает: – Любишь ли ты собак?

      Он не знает, как на всё это реагировать, смотрит на скатерть с ромашками, потом говорит: – Давай, Тань, все три вопроса сразу.

      – Я думаю, Костя, что правильно один за одним, по очереди, а потом я готова ответить на твои.

      Он смотрит, как вянут ромашки, и молчит, хочет уйти.

      – Ну, хорошо, – говорит она, – раз ты настаиваешь, второй вопрос такой, общий, безотносительно ко всему, не подумай ничего такого. Немного глупо прозвучит именно сейчас, но ладно, пускай, хотя ответ, думаю, очевиден, так что я прошу прощения, но это важно для меня, хорошо? Это вопрос про то, любишь ли ты детей. И сразу третий, как ты хотел: мои родители – верующие, и я тоже, по крайней мере немного. Ну, понятно, да? Можешь ли ты это уважать, в смысле, эти принципы?

      Он молчит, потом говорит:

      – Таня, ты ведь приглашала на чай, а не на вопросы, да? Или я ошибаюсь? Вот я принес пирожные – и кто их будет есть? Может, пока у тебя детей нет, собаки съедят твои любимые? Это уже мои самые важные вопросы.

      Она смотрит так, как будто не слышала шутки, и говорит:

      – Подумай всё же, пожалуйста, – и накрывает чай. Он искоса рассматривает её в лёгкой домашней одежде, приоткрывающей то ноги, то грудь, потом говорит: – Собак попробую полюбить. Она: – Да, спасибо, это здорово, – и смотрит светящимися голубыми глазами, как учительница на правильно вдруг ответившего двоечника. Он с трудом демонстрирует равнодушие, так она хороша, какая-то в ней звучала фантастическая по простоте и притягательности мелодия: вот она слизывает крем с кончиков пальцев, а он смотрит на эти пальцы, но, собственно, не от пальцев, а от всего разливающегося тут какого-то школьного счастья, расплывается, наконец, в улыбке и хохочет. Она тоже начинает смеяться и вытирать пальцы салфеткой. Он говорит: – Отвечаю тебе, Татьяна, на три твоих вопроса: да, да и да, – хотя понимает, что ей так не понравится, но хоть что-то обещает. Она смеётся – и тут же, как будто это игра: – Хорошо, тогда тебя не затруднит ответить ещё на два вопроса?» – и смотрит внимательно. Он ей: «Не сдал с первого раза, блин. Пойду готовиться к переэкзаменовке», – и идёт в прихожую. Она трогает его сзади за плечи: «Пожалуйста, извини меня, мне очень сложно сейчас, очень». Он стоит, уходить ему не хочется. Снова гостиная, объятие и поцелуй, он тянет её на диван, она громко и резко: – Этого не будет! Он возвращается в маленькую прихожую, обувается и говорит оттуда: – С этой интонацией, Татьяна Ивановна, обратитесь в собачью будку, а со мной попрошу мягко…