Укатанагон и Клязьма. Юрий Лавут-Хуторянский

и ослабевшие солнечные лучи. Его летучий поцелуй – так представлял Паолиньо – оторвавшись от её щеки порхает над ними из последних сил и сейчас окочурится в безвоздушном пространстве безнадежных ожиданий. Она молчала, а он не мог отодвинуться, потому что этим сразу разрушил бы это пространство, где ещё трепыхалось маленькое летучее существо. Он глядел поверх её головы, как будто его могло там что-то интересовать, на этих одинаковых цветущих лианах. Сейчас она опять выставит его балбесом, ведь понятно, что рассматривать там нечего. Но Элиастелла тоже продолжала стоять рядом и молчала, опустив голову.

      – Что? – пробормотала она, – Этатус? Да, он не знает. («Ты с ума сошла? – резко прозвучало в голове у Элиастеллы. – Что ты говоришь? Как ты можешь судить, что Этатус знает, а чего не знает?! Эй, эй, Элиастелла!!» – «Ой, ой, ой, прости, Отча, – мгновенно ответила она, – отвлеклась случайно, всё-всё-всё, проехали-забыли»).