Перстень Рыболова. Анна Сеничева

Так кто вы такой?

      Старик приостановился отдышаться. Седые волосы подсыхали и прозрачной кисеей свисали по обе стороны худого, изможденного лица, но глаза смотрели всё так же светло и чисто.

      – Нений мое имя, – ответил он. – Людской молвой Любомудр.

      VII

      Не счесть в Светломорье морских путей. Один Рыболов знает, сколько их.

      Потайными пробираются корабли королевских посланников. Идут закрытыми проливами, бросают якоря в укромных гаванях. Рыболовные фелюги пасутся прибрежными тропами. Пиратские корабли рыщут как хотят.

      А больше всего дорог проложено купцами. Синие шелковые нити опутали карты Светломорья, а на них нанизаны, как жемчужины, большие и малые торговые города.

      У берегов Лафийского архипелага много путей сходится. Морская карта Лафии похожа на скорлупку грецкого ореха: так густо пролегли здесь переплетения линий. И так же густо переплелись судьбы людские.

      … – Эй, Сгарди, лови!

      Арвельд поймал яблоко.

      – Кислые, но после такой бури в самый раз, – сказал Флойбек. – Думал, меня наизнанку вывернет, до сих пор дурно. А ты ничего, молодец.

      – Гессен как?

      – А что ему сделается? Он только на вид хилый. Спит, десятый сон видит. А мне вот не спалось, – Флойбек положил голову на поручни и уставился на море. Над водной гладью плыл прозрачный туман. В небе таял бледный серп месяца. – Буря-то наверняка по Храмовой гряде прошлась. Островок наш цел, как думаешь?

      Оба замолчали.

      Корабль шел на юго-восток. Третий день, как осталось позади Пристанище на краю морей и началось Светломорье. Всё это время они были наверху, беседовали, убивали часы. Очевидно, обучение подошло к концу, но что дальше – непонятно.

      За эти дни Сгарди похудел и осунулся: он плохо спал. Странные сны, подобные тому, какой он видел на Храмовой гряде, приходили каждую ночь. Арвельд видел их ясно, пугающе отчетливо, а проснувшись, забывал. Память не оставляла ни малейшей зацепки, словно во сне он шел по невидимой нити, которая рвалась с пробуждением.

      Исчезло чувство безмятежности, обычное в монастыре. Появлялись какие-то мысли, чужие, что ли… Бывало, думаешь о чем-то своем, как вольется в этот поток посторонний голос, произнесет несколько слов, понятных, но будто не связанных друг с другом, и смолкнет.

      – Флойбек, ты из команды кого-нибудь видел?

      – Троих, всё тех же.

      – И как они втроем с кораблем-то справляются?

      – Не спрашивай, Арвельд, я не знаю. И откуда этот странный ветер берется, тоже не скажу – нет в этих краях весной такого ветра, – Флойбек бросил огрызок в воду и взял второе яблоко. Вытер о рукав. – То берется этот ветер, то опять пропадает. Будто даже не ветер, а кто-то паруса надувает, только слабеет с каждым часом… Не пойму пока, что к чему. А ты лучше туда погляди!

      Из воды торчала колонна с обломанными краями. На вершине сидел каменный коршун, разинув серебряный клюв. В опаловых глазах отражался восход, драгоценные