Любовница императора Авискоты. Екатерина Бакулина

ждал.

      Бледно-голубые, почти бесцветные, глаза его – яростно поблескивали.

      Он знает. И если я не скажу – убьет меня, будет бить, пока не признаюсь. Если скажу – тоже. Но, возможно, жадность окажется сильнее.

      – Десять тысяч, – сказала я, как можно более спокойно и твердо. – Он оставил десять тысяч чеком и две тысячи наличными. Вот.

      Протянула Миклошу пачку денег.

      Несколько секунд он смотрел, не понимая. Потом выхватил у меня из рук.

      – С-сучка! – зашипел он. И вдруг швырнул эти деньги мне в лицо. – Ты спала с ним?! Тварь! Я же запретил тебе!

      И со всей дури залепил пощечину.

      Я едва не упала, качнулась… соленый вкус крови на губах. Отступила на шаг.

      Ничего, я привыкла. Пощечина – это не страшно.

      – Десять тысяч, Миклош, – сказала я, утирая кровь. – Это невероятные деньги! Нам всем столько и за год не заработать! Ты только подумай, что на эти деньги можно купить!

      – Ты спала с ним? Дрянь! Я же объяснял тебе, что ты теперь только моя! И я не собираюсь тебя ни с кем делить! Ты не ценишь того, что я сделал для тебя? Из какой грязи вытащил?! Да я отдам тебя на «Голиаф»! Будешь неделю трахаться со всей командой бесплатно!

      Он был пьян и не соображал ничего, ярость и ревность застилали глаза.

      – Десять тысяч, – последний раз попыталась я. – Посмотри!

      Деньги валялись кругом…

      И это, все же сработало. Миклош моргнул, огляделся.

      – Сколько? – переспросил он.

      – Десять тысяч! – повторила я. – Теперь ты богат!

      Я шагнула к нему.

      Поцеловать его, заставить забыть. Отвлечь.

      – Теперь ты богат, – еще раз шепнула ему на ухо, так горячо и страстно, как только могла. Он всегда любил это.

      Прижавшись к нему всем телом, полезла ладонями ему под рубашку.

      – Теперь ты богат, мой милый…

      Нежно. Я знала, как он любит. Сейчас отвлечь его, утащить наверх.

      А потом он будет спать. А утром, когда проснется, возможно, будет уже хоть что-то соображать.

      – Сука! – уже без былого напора буркнул он. – Я покажу тебе…

      Подхватил, прижал меня к стене, задрав юбку.

      Ну и пусть здесь.

      Я сама расстегнула на нем штаны, обхватила ногами. Я целовала его, не давая больше думать ни о чем другом… все… он со мной… Он прижимал меня к стене всем своим весом, давя так, что я едва могла вздохнуть. До боли. Ничего, сейчас все закончится, надолго его не хватит. Потом я запрусь у себя, а он уснет. А утром мы поговорим…

      Я гладила его уши – он всегда балдел от этого. Через его плечо я наблюдала, как Нанда собирает разбросанные деньги. Еще чек… Чек у меня.

      Я сладко стонала, так сладко, как только могла, хотя воздуха не хватало и уже темнело в глазах. Ничего… сейчас… сейчас все закончится… Он рычал и пыхтел, дыша мне в лицо этим кислым пойлом… все быстрее… Сейчас.

      Когда он кончил и бросил меня, у него едва хватило сил, качнувшись, доползти до кресла рядом, и упасть.

      Все.

      У меня ноги подгибались.

      Я одернула юбку. Стояла