Собрание сочинений в 15 томах. Том первый. Анатолий Никифорович Санжаровский

участка стадо из лесу, угинаешь голову.

      А они с дядей Петей бросят рвать чай и ну нахваливать дуэтом:

      – Молодэць пастушонок! Гарно напас коз… Боки полнюхи…

      А ты со стыда ещё круче утягиваешь голову в плечи.

      «То с одной стороны полные. А на другом боку наверху у всех ямки. Господи! Неужели им лень так наесться, чтоб не было ямок?»

      Однажды разгромный дождь напал на меня с моим рогатым табунком.

      Бежим домой.

      А тётя Настя пережидала беду под придорожной ёлкой.

      Увидала меня. Зовёт:

      – Скорей-но сюда, вихревей! Я закрою тебя от дождя. Ты ж весь мокрей воды! У тебя ж только, може, под мышками и сухо!

      Она встречно распахнула полы большого старого пиджака. И я с разбегу влетел в её тепло, как в жаркую комнату.

      Я плотно прижался к ней спиной.

      Два тёплых бугорка мягко обняли меня за плечи.

      Она застегнула свой пиджак у меня на животе.

      Погладила меня по мокрой руке.

      – Маленький пастушонок… Совсем мокренький… Совсем холодненький…

      И заплакала.

      Начальную школу я кончил с отличием.

      Меня даже сняли на школьную доску.

      Почёт тебе, дорогой!

      Из учителей нашей насакиральской русской восьмилетки мне запомнилась Анна Сергеевна Папава.

      Пава…

      Она преподавала нам грузинский язык.

      Молодая, приманчивая какой-то дерзкой, торжественной красотой, она ходила всегда в радостном окружении крепких духов.

      Почему Анна Сергеевна так любила сильные духи?

      Может, всё дело в нас?

      Может, мы, ученики, слишком смело пахли весёлыми и милыми жильцами наших сараев?

      И, может, магазинными духами она отгоняла от себя наше сарайное амбре?

      Ясно вижу и слышу обаятельнейшего умницу математика Петра Иосифовича Боляка.

      Правая рука у него была сухая. Война высушила.

      К жали, вижу и слышу и мелкого, круглого, вечно паровозно сопящего директора школы Власа Барнабовича Талаквадзе.

      А век бы его не видать! У этого «хорошего» учителя в классе не было любимчиков. Ему все дети были одинаково противны. Кто только и воткнул его в дуректора?

      Он вёл географию.

      Сколько себя помню, у меня дома всегда одну стену закрывала карта. Любил я географию. Всё сочинял географические чайнворды, кроссворды. Уроки готовил честно.

      А выйдешь к доске отвечать…

      Ух ты, тухты! Всё знаешь. Летишь без запинушки.

      Кажется, его раздражало, когда ученик отвечал прилично.

      Начинал наш Влас хмуриться. Хмыкать.

      Я почему-то боялся смотреть на него. Нечаянно глянешь ему в злые глаза и вся география из тебя мигом вылетает в тартарары где-то у Баб-эль-Мандебского проливчика.

      Растеряешься. Замолчишь.

      И тут же сердитый басистый допрос:

      – Пачаму напряжённая малчания в народэ? Кого хороным?

      И сам себе манерно отстёгивал:

      – Пиатёрку хороным! У гроба осталас одна нэсчастни вдова госпожя Двойка… Садыс!

      Обидно огребать лебедя, когда знаешь урок.

      Случалось,