Собрание сочинений в 15 томах. Том первый. Анатолий Никифорович Санжаровский

ходили. Чисто за кормой!

      – Похваляешься всё…

      – А чего мне похваляться? На фига матросу фантик?

      – Не остудила бы горячую головушку аварийная диспаша![19]

      – Ну да ладно, слушай… Смеркалось… А знаешь, это давно известно, темнота – друг молодёжи. Так вот, встретились мы на набережной.

      Собой Танёчек видная. Есть чем глазу разговеться. Любому глазу в праздник!

      Молодой, в годах ли кто пройдёт, старушня ли проползёт какая – всяк оглянется да вздохнёт: хороша, чего уж там, дьявольски как хороша в малиновых она брючках!

      Ходили мы так, ходили по набережной… Стал я присматриваться к публике, делаю для себя открытие: за нами кружит упрямо один и тот же табунок буквариков, будто чёрт гонит их кием нам вслед.

      Мне вроде того и совестно. Ну что, зверьё мы какое без клетки? А ей этот табунок зелёного молодняка и вовсе мимо дела… Да-а… Это только кажется – мимо дела, это только так кажется на первые глаза. На самом же деле, и толпа, и восхищённые взоры навстречу идущих – всё это ей в руку, всё это ей по сердцу.

      Но первейшее достоинство всякого спектакля – он кончается.

      Вижу, поднадоели скоро Татьяне эти разинутые рты головастиков, косые взгляды страховидных девиц. Взяла меня за руку, подошла к самой к воде. Позвала:

      – Эй! Давай сюда-а!

      С важностью венецианского дожа подал к берегу свою новёхонькую лодчонку двух вод лохматоголовый пижон с чёрной щёточкой усов на тонкой верхней губе.

      Отчаянно-дерзкие глаза смотрят не то чтобы с удивлением, хотя вовсе и не без него, не без нарочито-напускного равнодушия, но вместе с тем ещё как-то неожиданно смиренно, покорно-вопросительно, что ли.

      – Я слушаю, Таня, – говорит он глухо. – А Сергей что? – и поджимает губы.

      – Что за дела, Гарпиус[20]? Не устраивай, смола, вечер вопросов – ответов не будет. И не смотри такими полтинниками. Лишнее это… Нам до поливухи.[21] Сможешь?

      – А что я для тебя не смогу?

      Ходко взяли мы с места; может, раза два у берега ещё чиркнули днищем по скользким от мха головам прибрежных подводных камней, вдавленных своей тяжестью в синеватый ил, а там, дальше, кукольный наш с потешно задранным носом тузик (самая маленькая двухвёсельная лодка) ещё стремительней, спорей пошёл из щели бухты уже на ветер, в открытое море.

      Сознаться, тут я, пускай и на волос, а сдрейфил-таки. А ну на худое на что?.. Эх, Коля, Коля, говорю себе, как же ты интеллигентно влип… Ворвался, как соловей в золотую клетку… Видал, на что польстился? На малиновые брючки с колокольчиками… Разгорелись зубки свежей травки пощипать… Ну и телок насакиральский!

      – Так уж и телок, – уклончиво возразил я. – Кто ж тогда у нас Аполлон?

      – Да не лезь со своими комментариями! Или я молчу.

      – И хорошо сделаешь. Молчание тебе идёт.

      Вязанка лежал на койке рядом – коек четыре, кроме нас с ним в комнате никого, – сел, не опуская ног на пол. Закурил.

      – Вот ещё новость! И так духота, дышать нечем.

      – У тебя

19

Аварийная диспаша – подробный отчёт с указанием обстоятельств аварии и с распределением убытков между участниками аварии.

20

Гарпиус – низший сорт канифоли.

21

Поливуха – плоский гладкий камень, лежащий в море почти в уровень с поверхностью воды.