Рождённый выжить. Тамара Шелест

в основном шубы, а ещё тулупы, женские пальто, брюки из самотканых холстов, ситца, а из сатина шили рубашки. Со временем Филипп Никодимович купил мне чёсанки (валенки) с галошами. В нашей деревне таких ни у кого не было. Когда я приезжал в них домой на праздники: Николу, Новый год, Рождество, Крещенье или Масленицу – мои ровесники с завистью смотрели на меня.

      У мастера жилось хорошо. Он меня не ругал, не наказывал, а я в благодарность за это старался выполнять все его поручения. Филипп Никодимович имел обыкновение перед кройкой, перекрестившись, почесать свою бородку, приговаривая при этом: «Так, так, та-а-ак!» Часто он кряхтел, как дед, хотя ему было всего тридцать восемь лет. Жена никогда не вмешивалась в его дела, была вся в домашних хлопотах. Редкое свободное время я проводил с их двумя сыновьями. Днём мы шили, а ночью он отправлял меня размять лошадь. Рыжуха была упитанная, красивая и сильная кобыла и пока я садился на неё верхом без седла, приходилось прилагать много усилий, чтобы удерживать поводья. Потом полной рысью мы с ней проезжали по деревне несколько раз. Иногда я запрягал сани, на которые усаживался сам мастер, чтобы проехаться вместе с нами и подышать свежим морозным воздухом.

      Шили мы как-то у одного заказчика шубы. У них была кошка Мурка, очень игривая. Я привязал на её хвост кусок овчины. И что тут началось! Кошка пронеслась по дому словно ураган. Прыгала с полки на полку. Посуда упала, разбилась. Запрыгнула она даже в печь, где стоял котелок, но, опомнившись, выскочила оттуда как ошпаренная, опрокинув его с уже сваренной и хорошо, что остывшей, картошкой. Потом она забежала за печку, где находился ход в подвал. В подвале смахнула на пол молоко, сметану и всё, что там стояло. Мы с большим трудом её поймали и сняли с хвоста «чудище». Ну и натерпелась она страху, а я был наказан за проделку. Пришлось за погром снизить цену за наши изделия. Мне было и смешно, и неудобно перед хозяином, но я любил пошутить и ничего не мог с собой поделать.

      К нам приходили разные заказчики. Заходя в избу, они обычно снимали верхнюю одежду, садились напротив нас и смотрели, как мы шьём. Мне нравилось шутить над девушками. Пока они сидели в комнате, я выходил в прихожую и незаметно зашивал рукава их одежды. Одеваясь на выходе, они долго искали свои рукава. И все мы начинали громко смеяться, смеялся даже мастер.

      Под конец обучения я познакомился с девушкой Настей. Она заказала полушубок и приходила к нам на примерку. Когда юная заказчица впервые вошла в избу, я невольно залюбовался ею. Стройная, белолицая. Красные губы и щёки горели от мороза. Её глаза цвета неба, милая улыбка отняли у меня дар речи, и вместо слов «проходите в хату» я промямлил что-то невнятное.

      – Можно пройти? – переспросила она.

      Я закивал головой не в силах что-нибудь вымолвить.

      Мастер стал снимать мерки и диктовать мне размеры. Девушка с любопытством смотрела на меня. Под её взглядом карандаш прыгал в моей руке. Потом мы с мастером долго рассматривали мерки, пытаясь их расшифровать. Я никак не мог понять, почему она меня так взволновала? Она приходила ещё два раза, и