Рождённый выжить. Тамара Шелест

как соседки всё жалели нас:

      – Детки сиротки, несчастные.

      А я недовольно бурчал под нос: «Нет, чтобы помочь корову подоить, обед сварить, только языком мелете. А от ваших слов нам легче не станет». Когда доил корову, заматывал два пальца тряпкой: мизинец и безымянный, чтобы не отморозить их, и начинал дойку. Одну корову подою, а после второй коровы бегу домой греться со слезами на глазах. Пальцы рук и ног, отогреваясь, начинают нестерпимо болеть, что хочется громко выть. А коров у нас четыре. Они давали молока по три-четыре литра в день. Это маловато, потому что кормили мы их только сеном да соломой. Средний брат Ваня помогал мне: таскал дрова, подметал в хате, а малыши сидели на печи или полатях.

      Поминки справлять помогали тётки, сестра и соседи. Я бегал по деревне и звал людей. Был такой обычай: кто идёт на поминки, несёт горбушку, а то и полбулки хлеба. После поминок мы этот хлеб кушали и говорили, чей хлеб вкусней.

      Через два месяца после смерти мамы отец женился. Привёл в дом мачеху.

      – Дети, знакомьтесь, Авдотья, моя жена! – торжественно произнёс отец. – А значит, ваша мама. Слушайтесь, любите и называйте мамой!

      Авдотья, стройная, красивая женщина, с крутыми боками и светлыми волосами, подвязанными зелёным платком, стояла посреди избы и, разглядывая своё новое жилище, осматривалась. Мы сели на лавку рядком и ждали, что будет дальше. За окном гремел гром, сверкали молнии, мы жались друг к другу и тряслись от страха то ли из-за грозы, то ли от появления мачехи. От взрослых мы слышали, что мачехи обязательно бывают злыми и похожими на ведьму. Отец сразу вошёл в роль мужа и дал ей поручения: сготовить обед и постирать. Авдотья послушно принялась за дело. Попутно она отправляла нас за водой, а девочек просила подносить ей кухонные принадлежности.

      До отца наша мачеха была замужем. Жила она в Еловке. Муж оказался гулящим, ходил по женщинам, издевался над ней, над её бесплодностью. Не один раз он привязывал её к оглобле и кнутом гнал лошадь. Потом окровавленная и ободранная Авдотья в крови, грязи и слезах плелась домой, продолжая жить с тираном. Так продолжалось несколько лет, и однажды она бросила его, ушла к братьям в деревню Жигули. В те времена не было разводов, и, чтобы жёны уходили от мужей или мужья от жён, было событием из ряда вон выходящим. Уйти от мужа считалось позором. Поэтому ей пришлось выйти замуж за нашего отца, чтобы не называться «бросовкой» (никому не нужной). Мачеха – наша вторая «мать» была строгой, но справедливой женщиной. Мы трудно привыкали к ней после доброй и ласковой мамы. Боялись взять кусок хлеба без её разрешения. Но надо отдать ей должное, что она сама ничего не ела, пока не разделит еду на всех поровну. Авдотья была бережливой, любила делать запасы впрок и собирала в большой сундук всякие вкусности, закрывала его на ключ, который носила на шее.

      Мне не раз хотелось стащить у неё этот ключ и наесться, наконец, калачей и конфет вместе с братьями и сёстрами. И вот однажды, когда она уснула, я подкрался и незаметно снял с её шеи заветный ключ. Мы тихонько открыли сундук и ахнули!