Резиновое сердце. Светлана Курилович

после того, как мы с матерью всем для тебя пожертвовали!

      Розовые губы, цвет которых заставлял заподозрить их обладателя в использовании косметики, улыбнулись, приоткрыв белые, неровно поставленные зубы:

      – Отец иногда впадал в патетику, и сейчас его слова прозвучали так выспренно, что я не смог сдержать усмешку.

      – Я сказал что-то очень смешное?! – рявкнул он. – Объясни, и мы с матерью тоже посмеёмся!

      – Папа, я не… я не из-за твоих слов… я не смеялся, правда!

      – Тогда в чём дело?

      – Я же не просил у вас этих жертв! Да, вы всё делали для меня, но ведь это было нетрудно! Ты – директор сети магазинов, можешь всё себе позволить! Мама же не работает, сидит дома, так?

      – Мама не стала работать из-за тебя! – прогремел он. – Она считала, что её долг – отдавать сыну всё своё время, всю заботу, всё внимание! А вовсе не потому, что я мог это позволить!

      – Но я- то не просил! Я бы с удовольствием ходил в садик с другими ребятами!

      – В общем, так, – мы приехали. – Выходи из машины и иди в дом. Разговор не закончен.

      Я сделал, как он сказал, уселся на свою кровать и стал думать. Состояние у меня, как сейчас помню, было странным: словно не со мной всё происходит. Мне было абсолютно наплевать на то, что они начнут говорить, какие аргументы приводить. «Если отцу вздумается ударить меня ещё раз, – мстительно думал я. – Сбегу из дому! Просто уйду завтра в школу и не вернусь! Пусть знает…» Что знает – я не успел додумать: дверь открылась, и он вошёл.

      – Я уложил мать, – не глядя на меня сказал он. – Она совсем ослабела и сердце у неё побаливает…

      Я молчал.

      – Давай поговорим как мужчина с мужчиной, – продолжил он. – Посмотри на меня.

      Я приподнял голову.

      – Ты влюбился в неё?

      Вопрос поверг меня в шок.

      – Ты что думаешь, твой отец, этот старый пердун, ничего не соображает? Может, я и стар (они поздно родили меня, и тогда папе было пятьдесят восемь, а маме – пятьдесят шесть), но прекрасно помню, как был молодым… Тогда я влюблялся во всё, что имело хоть какое-то отношение к женскому полу. Но ты не ответил мне; ты любишь её?

      – Кого?

      – Не надо делать из меня дурака! Достаточно посмотреть на твои пятёрки по литературе, и всё станет ясно – твою учительницу!

      – Зачем мне это надо?

      – Откуда я знаю? Может, она невероятно хороша собой? Может, у неё чудный голос или ещё там что? Это ты мне скажи!

      – Я не знаю…

      – Не знаешь что? Любишь или нет?

      – Папа, я люблю литературу!

      – Сколько я помню, у тебя всегда была склонность к точным наукам, а сейчас внезапно – литература! С чего бы это?

      – Пап, ты об этом хотел поговорить со мной?

      Мой вопрос заставил отца замолчать, и я понял, что только навредил себе: он опять начал закипать.

      – Моего отца – твоего деда, – медленно начал он. – До двадцати лет пороли розгами, и после порки он кланялся своему отцу – твоему прадеду – в ноги и благодарил за науку. С тех пор прошло не так уж много лет,