Хранители. Матильда Грин

друг на друга. Не знаю, что произошло потом, но мы в резком и (с моей стороны) дерзком порыве обнялись. Моё сердце колотилось так, что, казалось, перебивает мерный гул её сердцебиения, отдававший у меня где-то в подмышках. Казалось, что в этот момент сам Андрей-аполлон, смирившись с моей победой, благословляет нас. Я так и не решился поцеловать её, но взгляд от её губ оторвать уже не смог. К счастью, она этого и не заметила, и, мягко отстранившись от меня, заметила, глядя в окно, рыдавшее потоками дождя:

      – Подъезжаем. Мы же еще увидимся с тобой, Роланд? Ты удивительный человек!

      Я ничего не мог сказать. Меня обуревали дикие и одновременно такие знакомые мне чувства. Снова нахлынула горечь перед моментом прощания, а мысленный Андрей-аполлон, ухмыляясь, распахнул Арине свои мускулистые объятия. «Любовь, как кровь или хорошая заковыристая морковь». Каждому своё, а мне – место у окна в самолёте.

      Не успел я опомниться, как мы уже стояли у стойки регистрации. Мой чемодан вместе с моими напрасными надеждами проследовал в багажный отсек. Но, Бог мой, на что я вообще надеялся? И что это за идиотская слабость, что за бессмысленные метания? Я свой выбор сделал давно, моя жизнь мне нравилась, и менять я её пока не собирался. На мой выбор не повлияли ни мудрый, все понимающий отец, ни добрая мачеха, ни увещевания лучшего друга…. Моя жизнь изменится только тогда, когда я сам буду готов к этому.

      Чувствуя, как растворяется во мне отрезвляющая таблетка, милостиво протянутая мне собственным здравомыслием, я не сразу заметил, что сидевшая напротив меня Арина застывшим взглядом смотрит куда-то мимо меня поверх своей чашки с прощальным кофе, на который я пригласил ее, пользуясь тем, что посадку ещё не объявили.

      – Арин, – позвал я её, – ты что? Ты в порядке?

      – Д-да, – встрепенулась она, приходя в себя, – просто задумалась?

      У входа на посадку мы еще раз крепко обнялись, и я решительно направился по змейке к пропускному пункту, возле которого стояло несколько человек. Арина, провожавшая меня тем же подозрительно сочувственным взглядом, внезапно окликнула меня.

      – Роланд!

      Я вздрогнул и обернулся.

      – Мне правда очень жаль. Насчет твоего отца. Но лучше будет, если ты последуешь его совету. Пожалуйста, послушай его. Это очень важно!

      Подивившись этому странному порыву, я неловко улыбнулся, помахал ей и скрылся за ширмой предпосадочного зала.

      Когда я уселся на своё место в полупустом самолёте, я не мог не признаться себе, что, несмотря на жестокое самобичевание по поводу моего увлечения Ариной, я откровенно грустил. Решив отдаться этому чувству, пережить его, переспать с ним за время этого перелёта, я опустил голову на подголовник своего кресла и полу-дремал, прикрыв глаза. Я надеялся только на то, что останусь без соседей, что позволило бы мне, не отвлекаясь ни на кого, исчерпать свои эмоциональные стенания и перейти на следующий этап. И как только я перестал сопротивляться своим чувствам, перед глазами начали вставать карие (или зелёные?) глаза моего рыжего экстрасекса, её улыбка, её странный застывший взгляд, когда она ворожила