Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь. Александр Мазин

жизнь обернется. Одно ясно: Сладу Сергей тоже обижать не станет. Она ведь искренне верит, что Данка, выйдя за хузарина, навеки погубит душу. Так это или нет, кто знает? Но оплачивать счастье дочери горем матери – это не дело. Ох, уж эти религиозные проблемы!

      Хорошо хоть в Киеве всяких богумилов нет, и здешний, в основном языческий, народ к христианам относится благожелательно. Что, впрочем, неудивительно: ведь и великая княгиня христианкой была ревностной. Одних только церквей в Киеве и окрестностях построила не менее двух десятков…

      А княгиню народ уважал. Может, побольше даже, чем Святослава, который всё в походах да в походах… В иных киевских землях уже и забыли, как выглядит великий князь…

      Глава десятая,

      которая начинается с народного вече, а заканчивается укреплением вертикали власти

      Духарева разбудили шум на улице и звон била, зовущего народ киевский на вече.

      Духарев удивился. Вчерашним вечером Святослав и словом не обмолвился, что намерен созвать киевлян на «митинг». Вече – это вообще не в его правилах. Вече – это в Новгороде. Там народ любит погорлопанить да морды друг дружке побить, прежде чем определиться, что надо делать. А в Киеве – по-другому. Здесь рядом – Дикая Степь. Беда вихрем налетает – бакланить некогда.

      Тем более великий князь демократии не одобрял. Даже с собственной дружиной советовался крайне редко. Только – со старшиной: воеводами, боярами, князьями союзными.

      Духарев не обеспокоился. Ну звонят и звонят. Худого от киевлян не ждал. Шумят – и пусть им.

      Глаз не разлепляя, пошарил рукой… Слады рядом не было. Естественно. Супруга его вставала с петухами. А ныне и вовсе старалась прежде мужа подняться. И в близости отказывала под разными предлогами. А, ладно! Простит со временем.

      Било всё тарахтело. Вот настырное… Всё-таки хорошо дома… Духарев потянулся, зевнул, спустил ноги с ложа, гаркнул:

      – Эй, кто-нибудь! Квасу мне!

      Полминуты – и в опочивальне появилась девка-холопка с корчагой. Дышала тяжело: бегом бежала.

      «Хорошо Слада челядь вышколила», – одобрительно подумал Духарев, принимая корчагу.

      Пока пил, чувствовал на себе любопытный девкин взгляд, а как оторвался от корчаги – девка тут же потупилась. А ничего девка, сочная, такую бы…

      И тут же отвлекся, услыхав, как кто-то отчаянно забарабанил в ворота.

      Сунув корчагу девке, Духарев подошел к окну, выглянул и увидел, как в открывшуюся калитку влетел потрепанный, словно воробей после драки, монашек.

      – Матушка, матушка! – завопил он с ходу. – Спаси, матушка!

      «Это еще что за чучело?» – подумал Сергей. Эх, Сладка! Всеобщая утешительница…

      Сладислава появилась на крыльце. За ней – холоп с двумя мешками.

      – В овин неси, – сказала Сладислава холопу. И монашку: – Говори, что стряслось?

      – Беда, матушка! Ой, беда! – заголосил монашек. – Спаси, матушка! – монашек упал к ее ногам. – Церковь нашу жгут!

      – Что ты несешь? – сердито сказала Слада. – Ну-ка встань, говори толком!

      На