Маг Многоцветья. Тэо Наран

Мнение менестреля или мнение красного мага, Игрейна?

      – И то и другое. Мнение Инис Верделл.

      – Инис Верделл, – она дернула уголком губ. – Как маг, я могу сказать тебе, что те люди не врали. Что будешь делать с этим знанием, королева?

      Игрейна ответила не сразу. И когда ответила, ее тон сильно отличался от тона Инис, в голосе которой звучала ее всегдашняя ирония – чуть язвительная, чуть печальная. Игрейна сказала негромко и без обыкновенного задора:

      – Понимаешь, Инис. Дело даже не во мне. Пускай найдется достаточно наглый изменник и присвоит мой трон. Пускай мой народ сойдет с ума и с этим согласится – что маловероятно, ибо правитель, получивший трон обманом и без хорошей битвы, не по праву наследия и не благодаря собственным мужеству и силе, принесет своей стране только большие неудачи. Пускай. Но развязать войну с Югом… Никто не сойдет с ума настолько.

      Игрейна немного помолчала, а потом продолжила:

      – Смотри сама, Инис. За всю историю мы почти не ходили на вас войной. Грабили, бывало, да, но это ведь совсем другое дело. У вас есть земли, что намного плодороднее наших, но в них не живут наши боги. У нас всегда было меньше магов, чем у вас, меньше образованных магов, во всяком случае. Ваша техника всегда на шаг впереди – и даже Рандаир, объявив магов вне закона, совсем не отказался от техники и колдовского оружия, в основном лирианского, как я понимаю. Кто начнет войну с заведомо превосходящим противником? Заранее безнадежную войну? Что наши стрелы или воинское мастерство, когда один Лайонелл Хантор может запросто стереть с лица земли половину моей армии, лишь пожелав того?

      И еще… и, может быть, главное… То, во что мы верим.

      – Даже сильные верования – только идеи, – сказала Инис. – Для кого-то они истина, ради которой стоит умереть, а для кого-то – лишь предания. Для иных и вовсе – только вожжи, средство, чтобы управлять умами людей.

      – Не идея, – покачала головой Игрейна, и в этот момент вечно ребячливая королева смотрела на менестреля, как на несмышленое, все еще глупое дитя. – Не идея – лёд. Ты не понимаешь, Инис. Пока не понимаешь. Может, и никогда не поймешь. Может, это надо было родиться во Льдах, чтобы видеть мир таким, каким видим его мы.

      – Да, ваша земля по-своему прекрасна и весьма сурова, и потому, наверное, вы так и верите…

      – Ты ведь видела имена?

      Инис видела. Эти бесконечные списки имен, высеченных в скале льда. Имена ушедших за Грань, старых и молодых. Все, что остается от человека, когда и прах его возвращается земле. А лед хранит длинный список, в молчаливом и гордом трауре.

      Когда же восходит солнце, красное северное солнце, стена льда, сплошь покрытая именами, вспыхивает ярким огнем. И имена горят вместе с ней; и мало что на свете может сравниться с величием и красотой этого пламени горящих имен – поразительным величием пламени, красивого до боли.

      – Да, но…

      – И знаешь наверняка всю эту историю про сотворение мира?

      – Более-менее, но при чем…

      – Но