Тридцать три. Poetry of the World in Russian. Эльдар Ахадов

бездонным временем

      У подножия седьмой Зимы,

      Ветер, способный резать рожь, известняк и паруса,

      Глаголет, гарпуня сердца и раздевая разлетающиеся меридианы,

      через четверть века, словно целовавшихся только вчера,

      повествуя или умолчав об удовольствии на острие мучений,

      нанесённых губам, о которых помнят только женщины,

      у смертной водяной мельницы священной Варанаси,

      сотрясая пламенем заслуг, выносливости и песен

      о начале и конце вашей власти на земле.

      Ничто, из которого сотворено всё

      Не существует ничего, что не имело бы своего начала.

      Даже прозрачные светящиеся пятна в безбрежной дали

      подобны морскому песку текущему из неведомых пределов

      мы видим лишь часть того что происходило до нас

      если поля в ливонии становятся полями в мазурии

      если мозаика тёплых бассейнов сглаживается

      и кроме того есть кладбища следующие за кладбищами

      а посреди них замерший на лету от безветрия листопад

      если солнце – свет оливкового масла на крошках хлеба

      или отблески волн на стенах Эльсинора;

      если сюжет смерти везде одинаков,

      что в глазницах черепа шута, что в таллиннском гейтере,

      что в сосновых шишках, на пустынных кольцах дорог,

      мы моделируем одно и тоже, просочившееся из другого.

      Даже против собственной воли или будучи тенями

      разделяющими наши шаги на кукурузных полях

      или в городе разрушенном суетой до истирания в порошок

      мы больше не сливаемся в единое

      с опавшей листвой шуршащей у нас под ногами.

      даже при выделении искомого в тщательно

      разработанной функции

      с детализацией отклонений и крайностей

      при всём сходстве между тем что есть

      и тем что мы думаем об этом

      даже в регионах обширно пересекаемых поездами

      там где ночь скрывается в чешуе лаванды

      мы следим за одной и той же историей трением в одной почве,

      уклоном при одном и том же ветре с переходом

      в одни и те же сумерки

      с одним и тем же затемненным сроком

      эксплуатации всего что есть.

      В том, что неоднократно засасывает нас,

      Жаждой того чтобы всё пришедшее проследовало дальше

      поглаживая стволы деревьев на коре которых

      мы как и другие до нас

      записываем наши грешные имена и имена тех кого мы любим

      мы вновь сходимся в точке с которой

      всё повторяется и начинается

      и снова мы хватаемся за острие мгновения

      – воображаемого лезвия

      разделяющего уходящий и наступающий годы.

      Мир ощущений

      Вы понимаете, даже если не сразу,

      что небо бледнеет, обширные поля

      падают, израненные воспоминаниями, вечером пепельные дома

      и скалы медленно поворачиваются, распространяясь, подобно

      оставшимся