Доктор Гарин. Владимир Сорокин

руку на вздрагивающую спину, заговорил спокойно:

      – Вы знаете этого человека. Слишком хорошо знаете. Вам было шесть лет, когда воспитатель Эрнст вошёл в спальню с мухобойкой и мотком клейкой ленты. Он сказал вам: Ангела, мы с тобой договорились, до третьего раза. И вы кивнули. И он заклеил вам рот, которым вы так много болтали. И стал сечь вас мухобойкой. По вашей прекрасной юной попе. А этот человек стоял за ним. Да и не совсем он человек. Он прозрачный, хоть и тёмный. Правда? Сквозь него даже можно что-то разглядеть. Потому что – мутный. Мутный стоял там. Мутный с чёлкой, усиками и простреленным черепом. Ведь стоял?

      – Откуда вы… знаете?

      – Оттуда! – серьёзно произнёс Гарин и качнулся на ногах. – Так что закроем историю про лающих людей раз и навсегда. Вы готовы рассказать мне о первой встрече с Мутным?

      – Нет… мне страшно…

      – Хорошо, вы сделаете это в следующий раз. На сегодня достаточно. Ничего не бойтесь. Я с вами. Мутный вас больше не тронет.

      Он взял её руку.

      – Ангела, нам с вами предстоит работа. Мы загоним Мутного в его преисподнюю раз и навсегда. Но для этого мы должны помогать друг другу. Вы поможете мне помочь вам?

      – Да, доктор.

      – А я помогу вам.

      Он взял со стола пакетик с бумажными салфетками, приложил салфетку к плоскому носу Ангелы. Она громко высморкалась, перехватила салфетку, стала вытирать слёзы.

      – Сейчас ступайте к себе, к вам зайдёт сестра, сделает укольчик. Таблетки всё те же, дозу я менять не буду, лишнюю химию глотать негоже. После укола – полчаса отдыха, потом на прогулку в бор. К кедрам! Abgemacht?[13]

      – Abgemacht, Herr Doctor, – вздохнула Ангела и бессильно улыбнулась.

      – Я вас больше не задерживаю. – Гарин уселся за стол.

      Ангела неловко соскользнула с кресла на пол и устало поползла на ягодицах к двери. В дверь постучали.

      – Войдите! – Гарин разминал в пальцах папиросу.

      Вошедшая Пак посторонилась, пропуская Ангелу, закрыла за ней дверь.

      – Кризис? – спросила она, подходя к столу. – Или плато?

      – Скорее сон. – Гарин закурил.

      – На ней лица не было…

      – Глубокому сну отлей блесну.

      – Угостите папиросой, доктор.

      – Вы же уже не курите, доктор?

      Она махнула маленькой быстрой рукой. Он протянул ей коробку с папиросами, поднёс огня.

      – У меня вопрос по двум пациентам, Дональду и Борису.

      – Слушаю вас. – Дымя папиросой, Гарин откинулся в кресле.

      – При всей кажущейся разности симптоматики, ядра патологий схожи, мы это обсуждали уже. И этиология схожа.

      – Я помню.

      – Не попробовать ли один коктейль для обоих, № 7?

      – Вы недовольны результатами?

      – Они стабильны, но особого прогресса нет.

      – Вы много хотите, доктор. Оба пациента – с глубокими психосоматическими поражениями. Аггравация, аутохтонность, гиперкинез.

      – Акатизия.

      – Да. Но у Дональда – эгоцентрический гигантизм, а у Бориса – кверулянтство. Перманентно винит всех.

      – Но

13

Договорились (нем.).