Сказки Волчьего полуострова. Король на площади. Наталья Колесова

получилось, – негромко сказал Кароль. Все эти дни он приходил и уходил неслышно, лишь иногда я замечала, что девочка держит то яркий апельсин, то гроздь крупного матового винограда – подношение Человека С Птицей.

      Я же смотрела на портрет с отчаяньем. Лицо девочки сияло белой погребальной свечой, мне даже удалось передать нездешний свет этих глаз, но… Свеча таяла.

      Догорала.

      – Не получилось! – сказала я свирепо и крест-накрест полоснула картину перочинным ножом, которым обычно зачищаю карандаши и уголь. Сильная рука перехватила мое запястье с опозданием.

      – Что ты наделала?! – Потрясенный Кароль провел пальцами по загнувшимся краям холста.

      – Ничего, – сказала я ему и молча смотревшей на нас Абигайль. – Я напишу портрет заново.

      Я рисовала с лихорадочной быстротой – очень боялась не успеть. Продолжала работать и дома, ночами, забывая о времени и бессовестно сжигая свечи, которые мне неохотно выдавала дама Грильда. Она неодобрительно поджимала губы: «Надеюсь, милая Эмма, этот заказ вам оплатят как следует, потому что хорошие свечи нынче ой как дороги!» Девочка с каждым днем становилась все прозрачнее и призрачнее, зато ее двойник на портрете наливался цветом и плотью. Я доработалась до слепоты и тошноты; содрала пальцы в кровь, растирая краски; во рту стоял резкий привкус скипидара, но все-таки я успела…

      Я поставила портрет на «мое» крыльцо, прислонив его к стене. Сказала: «Вот». И отступила.

      Берта стояла, сложив на животе руки. Смотрела. Молчала. И Абигайль смотрела. И Человек С Птицей. И еще какие-то люди, проходившие мимо и останавливающиеся. Они тоже молчали – или у меня в ушах так звенело от переутомления, что я их не слышала?

      Берта посмотрела на меня – в глазах ее мерцали слезы. «Ох», – сказала она чуть слышно и вновь уставилась на портрет. Что ж, портрет будет ей памятью, когда… Я повернулась уйти, но чьи-то руки обхватили меня за пояс, ко мне прижалось тщедушное тельце. Абигайль смотрела на меня, запрокинув голову.

      – Спасибо…

      Я быстро обняла ее, пригладила пушистые светлые волосы и ушла.

      Несколько дней подряд я спала вмертвую, а когда вернулась на площадь, узнала, что прачка с дочерью уехали – говорят, к знахарке в какую-то деревеньку, поближе к молоку и травке. Умирать, поняла я. Больше я про них не спрашивала и ничего не слышала.

      До этой самой минуты.

      Глава 6. В которой Эмма говорит «стоп»

      – Умерла? – спросила я.

      Кароль неожиданно широко улыбнулся и помотал головой:

      – Жива и даже здоровехонька!

      Я тупо смотрела на него. Кароль взял меня за плечи, легонько сжал, встряхнул. Повторил:

      – Абигайль выздоровела. Шлет тебе приветы.

      – Но как же…

      – Девчонка здорова. Они в Хазрате и вряд ли вернутся: белокурые северянки пользуются там большим успехом, – он со значением поглядел на мою голову.

      Я через силу улыбнулась:

      – Собираешься