Сказки Волчьего полуострова. Король на площади. Наталья Колесова

бесценны, но… Я так много слышала о них во Фьянте…

      Кароль спросил с хитрой улыбкой:

      – А как ты меня отблагодаришь, если я проведу тебя в закрытую галерею?

      Я только взглянула на него и качнула головой.

      – Ну а все-таки? – не отставал Кароль.

      – Напишу твой портрет, – отозвалась я столь же легкомысленно. И вынужденно остановилась – Кароль просто врос в землю. Точнее, в булыжную мостовую. Протянул мне большую ладонь:

      – По рукам! Так идем?

      – Куда?

      – В галерею, конечно!

      – Кароль, ты…

      Не слушая протестов, он ухватил меня за руку.

      – Да идем же!

      Спустя полчаса я сидела на скамье возле галереи и жаловалась Джоку:

      – Кем он себя считает, а? Всезнающий и всемогущий, да? Спросишь, почему я согласилась? Да потому что с сумасшедшими не спорят!

      Джок тихо и сочувственно подчирикивал. Ожидание затягивалось. Представив в красках, как Кароль пытается подкупить охрану галереи, я уже подумывала взять птицу и убраться подобру-поздорову, но тут заявился сам сумасшедший. Сказал:

      – Пошли.

      – Куда пошли?

      – Куда хотела.

      Я машинально двинулась к галерее. На шипение Кароля: «К-куда собралась! Через парадный вход?!» – послушно развернулась. Вслед за ним обогнула здание, как во сне преодолевала двери, повороты, лестницы, коридоры… Джока пришлось оставить перед самой последней дверью – старичок, ростом и манерами брауни (может, он и есть брауни – хранитель сокровищницы?), с негодованием возопил: «Куда вы с животным, юноша?! И переобуйтесь немедленно!»

      … Ноги в мягких туфлях скользят по навощенному паркету из дерева драгоценных пород – паркет сам по себе произведение искусства. Я иду, вертя головой, чтобы рассмотреть потолочные фрески, эмалевые медальоны на стенах, витражи узких высоких окон… Еще не перешагнув порог комнаты, открытой вновь внезапно возникшим старичком-смотрителем (точно брауни!), чувствую знакомый запах. Так пахнут все галереи и хранилища мира: мед и краски, масло и лак, старое дерево, пыль… Ароматы времени и красоты.

* * *

      Художница ходила по галерее. Останавливалась, вернее, замирала то возле одной, то возле другой картины. Что-то говорила негромко, он переспрашивал – Эмма взглядывала на него отсутствующими широкими глазами и не отвечала. Она как будто шагнула в другой, недоступный его пониманию мир.

      Он не относил себя к ценителям и знатокам искусства и всегда воспринимал живопись на уровне простого «нравится – не нравится». Со временем ему даже пришлось обзавестись надежными советчиками, подсказывающими, во что можно выгодно вложить деньги, как отличить фальшивку от подлинника. Не раз подумывал уже показать своим консультантам и Эммины работы. Останавливало то, что пока он сам не мог понять: нравятся ли ему картины, потому что нравятся, или потому что ему нравится художница.

      Картины и скульптуры слишком для него статичны. Он и книги-то не читал, а скорее проглатывал, спеша узнать,