Два друга – недруга: Есенин плюс Мариенгоф. Джабраил Алиев

Он всплеснул руками.

      – Ждут уже студенты. Вы нынче модными стали товарищи имажинисты.

      Есенину и Мариенгофу такие слова пришлись по душе.

      Мариенгоф хлопнул Гаркави по спине и хвастливо воскликнул:

      – Знаешь ли, парень, что мы в скором времени завоюем всю Россию. И быть может наш имажинизм, осчастливит даже весь народ своей неповторимостью и загадочностью.

      Когда они за кулисами сняли пальто и шляпы Мариенгоф спросил Есенина:

      – Кто первый?

      Есенин небрежно махнул перчаткой:

      – Кидай монету.

      Мариенгоф кинул монету верх, и едва поймав, чуть взволновано заявил:

      – Кажется мне…

      – Валяй, – напутствовал Есенин.

      – А может все – таки ты?

      – Нет, тебе выпало.

      Тут Гаркави растопырил обе руки, перед Есениным и Мариенгофом и важно заметил:

      – Погодите ребята надо объявить вас.

      – Объявляй, – бросил небрежно Мариенгоф и, подойдя к узкому пожелтевшему от времени зеркалу, привинченному к стене, стал поправлять галстук, а также аккуратно прилизанные лоснящиеся от бриолина волосы.

      Через минуту забежал обратно за кулисы Гаркави и взволнованно выдохнул:

      – Пора…

      Мариенгоф отдернул с силой штору и вышел на сцену. Встретили новоявленного имажиниста отчаянными криками и рукоплесканиями.

      Мариенгоф выставил левую ногу чуть вперед и стал с придыханием громко декламировать:

      Кровоточи,

      Капай

      Кровавой слюной

      Нежность. Сердца серебряный купол

      Матов суровой чернью…

      Завершил он стихотворение также громко, как и начал, и имел вдруг неожиданный успех.

      В радостном волнении прочитал еще с два десятка опусов. Провожали поэта аплодисментами.

      Мариенгоф был доволен. Прежде чем уйти, он низко поклонился, и помахал, улыбаясь рукой.

      Пока готовился к выходу Есенин, конферансье забавлял студентов всякими небылицами.

      Михаил Гаркави знал их немало.

      Когда вышел Есенин, снова раздались крики, и гром рукоплесканий.

      Он подошел к авансцене и не очень громко, но выразительно начал:

      В том краю, где желтая крапива

      И сухой плетень,

      Приютились к вербам сиротливо

      Избы деревень.

      Там в полях, за синей гущей лога,

      В зелени озер,

      Пролегла песчаная дорога

      До сибирских гор…

      Аудитория притихла. И непривычная, пугающая мертвая тишина нависла над залом.

      Взоры студентов были устремлены к невысокой фигуре поэта, который очень и очень грустно изливал душу:

      Затерялась Русь в Мордве и Чуди,

      Нипочем ей страх

      И идут по той дороге люди,

      Люди в кандалах.

      Все они убийцы или воры,

      Как