Аномалия. «Шполер Зейде». Ефим Гальперин

милиционера Нечипоренко. Вечер

      – Скучает. Да-а, – бормочет он. – Наехал бы, какой-никакой, женишок. Так нет же! Приезжают… – с этими словами он переводит бинокль на сельскую гостиницу. И вовремя!

Окно сельской гостиницы. Вечер. Эффект бинокля.

      В комнату хасидов входит дед Грицько.

Сельская гостиница. Комната. Вечер.

      Дед Грицько ставит на стол перед гостями корзину с помидорами, огурцами, связками молодого лука и чеснока, высыпает яблоки и груши:

      – Извините, что потревожил. Ну, во-первых, чтоб вы не всухомятку… Это прямо с моего огорода. И потом… Завтра утречком, часиков в десять, давайте сходим в одно место.

      – Вы знаете, где еврейское кладбище?! – восклицает Гороховский на ломаном русском языке.

      – Ну, как бы. Это… Их вообще три было. Вам которое?

      – Где могила «Цадика»[22] Шполяр Зейде!

      – Так я и думал. Завтра.

      – Вы уверены, что найдём?

      – Имеется соображение.

      Гороховский расплывается в улыбке. Потирает руки:

      – О! Я ещё утром заметил, что вы порядочный человек! Не то что эти махновцы. – Обращается к Гутману на идиш: – Бэрэлэ! Быстрее! Человек имеет соображение!

      Гутман достает бутылку виски. Дед Грицько пытается отказаться. Но уже налито. И стоя, они выпивают.

Дом милиционера Нечипоренко. Вечер.

      Милиционер фиксирует этот несанкционированный контакт, да ещё и с принятием спиртного, своим мощным биноклем:

      – Ага!

Окно сельской гостиницы. Вечер. Эффект бинокля

      Как не пытаются гости уговорить деда Грицька на вторую стопку, тот всё-таки отбивается и уходит.

Сельская гостиница. Крыльцо. Вечер.

      Фонарь на столбе над площадью. Лай собак. Дед Грицько стоит задумчиво на крыльце. Вздыхает. Поднимает глаза. Бархат ночного украинского неба.

Сельская гостиница. Комната. Утро. Видение!

      Прямо в упор смотрит милиционер. Он почему-то в трусах и майке, но в сапогах и с портупеей. Спрашивает участливо:

      – Ну, как? О'кей?

Сельская гостиница. Комната. Ночь.

      Гороховский, лёжа на жёсткой железной кровати, стонет, мотает головой. Гутман будит его. Гороховский просыпается. Соображает, что милиционер являлся ему во сне.

      – «Вус»? – [23] участливо спрашивает Гутман.

      Гороховский приходит в себя, оглядывает комнату, прислушивается к шуму в селе, пьяному пению соседа по гостинице Жоры во дворе, говорит с досадой:

      – «Дус»![24] Птички, тишина и покой. Съездим, подышим свежим воздухом… Гэволт![25]

Нью-Йорк. Холл гостиницы. Вечер.

      Негромкая музыка, приглушённый свет. Роскошь. За столиками чинно парами сидят юноши и девушки. Попадаются и постарше. Одеты строго ортодоксально. Пьют кофе. Тихо разговаривают.

      Это мало кому знакомая процедура называется «Шидух».[26]

      Так сказать, «Клуб знакомств» в соответствии с законами иудаизма.

      За одним из столиков разговаривают красивая

22

Праведник, святой человек, мудрец, духовный наставник (идиш и иврит).

23

Что? (идиш).

24

То! (идиш).

25

Ужас! Караул! (идиш).

26

Сватовство (иврит и идиш) – традиционный еврейский метод знакомства, основой которого является построение семейных отношений при помощи посредников, называемых “шадхен”.