Альпийская форточка. Алла Горбунова

у чердачного окна стою, а ты —

      передо мной в окне, в огне, Коломна.

* * *

      пусть тост поднимая во славу лесов

      кентавр потрясает копьём

      вино из поганок под уханье сов

      мы в белых стаканчиках пьём.

      пусть царственно жаба сидит на пеньке

      в уборе змеи, чей раздут капюшон

      пусть скажет она: бре-ке-ке, бре-ке-ке…

      на закусь у нас корнишон.

      ещё до Колумба в великих лесах

      я перья вороньи носил в волосах

      когда я узнал вожделенье и страх

      оленем бежал и койотом скакал

      и был я стрелой над великой водой

      и пустошью дикой, где пел козодой

      и всех континентов я слышал прибой

      о воду массивами скал.

      пусть солнце – гнилуха, а звёзды – труха,

      пьют горький напиточек наш

      Махно и Пихто, да Ивась и Михась

      да леший – весёлый алкаш.

      протянет Ивась Михасю беломор

      протянет Михась Ивасю мухомор

      набив трухой трубки, целуются в губки

      на камне среди сикамор.

      в менад и кентавров блаженном кругу

      я был пожеланием смерти врагу

      влюблённостью нимфы на лунном лугу

      сиреной я пел и сатиром плясал

      был цаплей и жабой, ущербом Луны

      в пещеры циклопы несли валуны

      я слышал вступленье вселенской весны

      во все мировые леса.

      пусть ржавая плесень цветёт в котелке

      как жаба в ночи пропоёт бре-ке-ке

      Махно чтоб не сгинул, Пихто не погиб

      вкушая чудовищный гриб.

      Теремок

      Говорящие мишки пьют мёд в терему.

      Киски лесные – шубки в росе.

      Кто, кто живёт в терему?

      Все, отвечает, все.

      Устал и на скрипке пиликать,

      только мяучит, доколе

      смотреть, как люди предают друг друга:

      смотришь, не смотришь,

      вот они —

      братья-работорговцы, Иуда,

      и ты, говорят, сдохнешь,

      когда ты сдохнешь? —

      так любящие спрашивают любимых,

      как Иисуса в Иерусалиме,

      как младенца – мать-наркоманка,

      как благодетеля выкормленный найдёныш.

      Любимые сдохнут, подождите ещё немного.

      Смотрят большими глазами в глазах любимых

      под дулом пистолета, под кулаком для удара,

      на иконах в слепительных нимбах

      гласящие: laudare,

      сошедшие с детских книжек,

      живущие под обложкой

      говорящие мишки,

      разумные кошки.

* * *

      младенцы плывут по морю

      в пухе лебяжьем;

      игрушки им дарит пена:

      цветные вертушки.

      наливное яблоко в чаше

      показывает холмы и далёкие пашни.

      все безымянны, агукают,

      отрешённо и просто глядят:

      вот крестьянин по пашне идёт —

      это дед,

      вот – подёнщица-мать

      полощет бельё на реке.

      каждый знает: я буду врачом/пожарным/инженером/учёным

      и