Альпийская форточка. Алла Горбунова

нарядной,

      о слепом невежестве и рождённой надежде,

      о Иисусе Сладчайшем, мучеников крепосте,

      монахов радосте, пресвитеров сладосте…

      молвит епископ-медведь: мы в сибирской тайге

      переписали Библию на бересту,

      вот она – наша святая, сырая, живая Библия берестяная!

      мы учили её вечерами, и друг дружке читали,

      и мало чего понимали,

      но Твоя весть благая и до нас дошла, Господи.

      о многом нам, читая, пришлось подумать:

      о страстях Твоих крёстных, о прощенье, об искупленье,

      о смысле страданья, о радости Воскресенья,

      и пришли мы сюда поклониться Тебе в надежде,

      что есть и для нас, животных, место в Книге Животной.

      В обещании катастрофы

      есть долгий миг, когда замирают люди и звери,

      как, остановленное Навином, солнце в стекле небоскрёбов.

      атомы и молекулы, вирусы и амёбы

      словно поставили в карты на «веришь – не веришь».

      медленный миг повисает в воздухе прежде,

      чем гром прогремит, и этот миг замедленья

      пред катастрофой длится тысячелетья,

      пока не погаснет чахлый фитиль надежды.

      как под водой, замедленные движенья

      совершают тела, жаждут любви и крови,

      под небом жестоко ясным, последним небом.

      как рыбы на дне, обречённые поколенья

      успевают родиться и умереть до гнева,

      в обещании катастрофы.

* * *

      выпорхнут и упадут в ломкий наст ненастья

      мёртвые птицы дождями над бредом талым.

      кто вложит в застывшие пальцы прекрасной Насти

      цветочек алый?

      как роза Тюдора (алая наполовину),

      как румянец бездомных – туберкулёз подвалов,

      как столовые вина, бурлацкие спины —

      цветочек алый.

      за гаражами в небо восходят дымом

      полчища птиц, воспламенясь напалмом.

      – как моё имя? – спрашивает, – как имя?

      – Румпельштильцхен.

      Вскричал он: ведьма тебе сказала!

      Свадьба (дождь)

      груши и яблоки устилают невесте путь

      по кромке светотенéй,

      и земля желает дождя, как младенец грудь,

      и только дождь желает землю и всё, что на ней.

      только дождь способен груши и яблоки пожелать,

      сияющие в траве малоросских рощ,

      и невеста ложится на белые паданцы спать,

      и невесту желает дождь.

      может ли бог, как супруг, тебя пожелать,

      как молочай, калину и урожай полей,

      и в лице той, что на яблоках в белом платье,

      дождём золотым объять землю и всё, что на ней.

      Сойкинская святыня

      (Первый снег в руинном храме)

      Возгорается к службе люстра в лепном убранстве,

      в подсвечниках медных пчелиные свечи тают,

      и в царских вратах появляется и читает

      молитву священник в рясе, усыпанной мелкой розой.

      И с огонька свечи, обжигая, слёзы

      стекают