Трип на юг. Яна Филар

и вдруг заговорщицки понижает голос. – Впрочем, есть один препарат, но он пока не прошел клинических испытаний. Ко мне приходили люди… спрашивали добровольцев из пациентов. Возможно, вы бы им подошли.

      Антон поднимает глаза, пожалуй, слишком поспешно, чтобы скрыть свое нетерпение.

      – Конечно, я согласен.

      – Правда, мест уже нет, желающих было много, сами понимаете… Но я попробую что-нибудь для вас сделать, пообщаюсь с Борисом Шикановым.

      – С Шикановым? Он дал мне свою визитку.

      – Прекрасно! Вот вы и позвоните, он очень отзывчивый человек.

      На пороге Антон задает последний вопрос.

      – Есть вероятность того, что вы ошибаетесь?

      – Я бы на это не рассчитывал.

      Антон выходит из клиники, еле переставляя ноги как ходячий мертвец, кем, впрочем, и является. Присаживается на скамейку у входа и наблюдает за воробьями, затеявшими потасовку из-за высохшей корки хлеба: вот птаха отгоняет другую ударом клюва, отщипывает невидимую кроху, отходит, примеривается и снова клюет. Тот, кто борется остервенело, получит больше, а, значит, выживет.

      Всплывают в памяти взломы: покалывающий страх перед каждой вылазкой и ни с чем не сравнимый кайф от красивой победы. Сейчас он видит себя со стороны: дни и ночи за монитором, согнув спину, забыв о голоде и сне, – и это была его жизнь?

      Антон скользит взглядом по корпусам клиники. За кованой оградой у одного из них сидит человек в инвалидном кресле: волос нет, медицинскую маску сдвинул под подбородок.

      Ноги сами несут через ворота. Человек оборачивается, заслышав шаги. Мальчишка еще, лет пятнадцати.

      Детское онкологическое отделение.

      В пятнадцать демоны Антона были намного мельче: школьные задиры да бурлящий тестостерон. Потом его нашел Уот Тайлер, и всё это перестало иметь значение… Паренек же бьется насмерть, и нет гарантий, что он вообще когда-нибудь победит. Лицо его даже не бледное – бесцветное. Волосы всё же имеются: едва заметный пушок задорно топорщится на макушке, голова-киви. Антон молча дивится: улыбка у мальчишки счастливая. Сквозь облачную завесу пробивается солнце и окрашивает мир в золото. Мальчик поднимает лицо к небу и щурится, будто сытый кот у теплой печи, и, не открыв глаз, говорит:

      – Здравствуйте.

      – Привет. Ты почему здесь один? – спрашивает Антон.

      Мальчик наконец поворачивается к нему.

      – Мама забирает вещи из палаты. Еду домой.

      Антон готов поклясться, что луч света, пройдясь по ступеням крыльца, будто нарочно задерживается на мальчишке.

      – Лечение помогло?

      – Ну как сказать, – мрачнеет тот. – Эта дрянь не из приятных. Лишь бы еще раз сюда не загреметь. Говорят, бывают рецидивы.

      Он глубоко вдыхает пряный сентябрьский воздух.

      – Полгода не выходил. Когда сюда привезли, еще снег не весь стаял.

      Антон переваривает молча. Шесть месяцев на больничной койке – тяжело, наверное, но ему не дано