Трип на юг. Яна Филар

коляску к выходу.

      7. Небоскреб и блондинка

      Небо на востоке зарумянилось, словно лицо смущенной девушки. Ночь снова прошла без сна.

      Дым коптит легкие; когда телу не хватит кислорода, станет легче. Тогда этот кошмар закончится.

      Антон скучает по зелью. Хотелось либо напиться, либо упороться чем-нибудь до беспамятства, но слишком глупо так тратить отпущенные крохи времени.

      Он пробил Корсакова – лучший онколог в городе, один из лучших в стране. У Антона нет причин ему не доверять, и всё-таки сомнения грызут и не унимаются.

      По ступеням крыльца летят ноги в начищенных ботинках и туфлях на каблуках. Соседи обходят его по широкой дуге: Антон выпал из их стерильного лакшери-поля: из их мерсов с открытым верхом, лабутенов и атриумов с подогревом. Он теперь меченый смертью, а костлявой нет места в доме класса люкс.

      Сквозь перегар пробивается вонь стоячей воды – пахнет опревший от сырости Петербург. Из утреннего тумана, как грибы черной плесени, ввысь тянутся небоскребы. Вслед за Москвой город накрыла эпидемия роста, и центр оброс шипами, как доисторический зверь. В группе высоток одна выше всех, в свите небоскребов поменьше.

      «Тахти Центр» – «Звездная башня»1.

      Перст, нацеленный в небо. В темноте, когда желтый свет бьет изнутри, в стеклянном аппендиксе, прозрачном, как крыло бабочки, видны квадратные соты офисного муравейника и игрушечные фигурки снующих по этажам людей.

      Антон вытаскивает ополовиненную пачку сигарет – из кармана выпадает прямоугольник бумаги: две тисненные золотом буквы «Б» на серебряном фоне.

      Шиканов должен знать, как помочь.

      – Борис Борисович? Возможно, вы меня помните. Да, тот самый инвестор…

      Договорились о встрече. Антон не успевает обдумать, что скажет Шиканову, а ноги уже несут его к «Звездной башне».

      В голове вата от медикаментов и пол-литра забористого бурбона. Корсаков выписал транквилизаторы – унять страх – и вдогонку сильные обезболивающие. Но боли не было. Совсем. И почему-то хочется, чтобы было иначе. Без боли приговор кажется дурацкой шуткой. Неправдой. Фантазией. Седативное он принимал, отчего постоянно хотелось спать. Но страх никуда не исчез – лишь притупил ножи.

      На деревьях первые мазки осени; во всем чувствовалось медленное, но неотвратимое умирание. Пласты атмосферы сдвинулись, предрекая небесный потоп – Антон чувствует смену давления: щелчок в голове, легкое головокружение, покалывание в ладонях. Мелкие капли дождя противными мушками кусают щеки.

      Даже сквозь морок сна Антон ловит чужой взгляд – проклятая паранойя. Но оказаться в машине и застрять в пробке казалось куда хуже: терять драгоценное время, когда можно пройтись пешком. Теперь каждая минута на вес золота. Он прячется от прохожих, уходит подальше от широких людных проспектов. Его место теперь по ту сторону водораздела – там, где темно и густая тишина, а в воздухе пахнет землей и сыростью. Спектакль окончен – пора возвращаться

1

Tähti (фин.) – звезда. В буквальной транскрибации – «тяхти», что по-русски звучит не слишком благозвучно.