Мертвые души. Николай Гоголь

натаскивал клещами на лошадь хомут.

      – И ни-ни! не пущу! – сказал Ноздрев.

      – Нет, не обижай меня, друг мой, право, поеду, – говорил зять, – ты меня очень обидишь.

      – Пустяки, пустяки! мы соорудим сию минуту банчишку.

      – Нет, сооружай, брат, сам, а я не могу, жена будет в большой претензии, право, я должен ей рассказать о ярмарке. Нужно, брат, право, нужно доставить ей удовольствие. Нет, ты не держи меня!

      – Ну ее, жену, к…! важное в самом деле дело станете делать вместе!

      – Нет, брат! она такая почтенная и верная! Услуги оказывает такие… поверишь, у меня слезы на глазах. Нет, ты не держи меня; как честный человек, поеду. Я тебя в этом уверяю по истинной совести.

      – Пусть его едет, что в нем проку! – сказал тихо Чичиков Ноздреву.

      – А и вправду! – сказал Ноздрев. – Смерть не люблю таких растепелей! – и прибавил вслух: – Ну, черт с тобою, поезжай бабиться с женою, фетюк![1]

      – Нет, брат, ты не ругай меня фетюком, – отвечал зять, – я ей жизнью обязан. Такая, право, добрая, милая, такие ласки оказывает… до слез разбирает; спросит, что видел на ярмарке, нужно всё рассказать, такая, право, милая.

      – Ну поезжай, ври ей чепуху! Вот картуз твой.

      – Нет, брат, тебе совсем не следует о ней так отзываться; этим ты, можно сказать, меня самого обижаешь, она такая милая.

      – Ну, так и убирайся к ней скорее!

      – Да, брат, поеду, извини, что не могу остаться. Душой рад бы был, но не могу.

      Зять еще долго повторял свои извинения, не замечая, что сам уже давно сидел в бричке, давно выехал за ворота и перед ним давно были одни пустые поля. Должно думать, что жена не много слышала подробностей о ярмарке.

      – Такая дрянь! – говорил Ноздрев, стоя перед окном и глядя на уезжавший экипаж. – Вон как потащился! конек пристяжной недурен, я давно хотел подцепить его. Да ведь с ним нельзя никак сойтиться. Фетюк, просто фетюк!

      Засим вошли они в комнату. Порфирий подал свечи, и Чичиков заметил в руках хозяина неизвестно откуда взявшуюся колоду карт.

      – А что, брат, – говорил Ноздрев, прижавши бока колоды пальцами и несколько погнувши ее, так что треснула и отскочила бумажка. – Ну, для препровождения времени, держу триста рублей банку!

      Но Чичиков прикинулся, как будто и не слышал, о чем речь, и сказал, как бы вдруг припомнив:

      – А! чтоб не позабыть: у меня к тебе просьба.

      – Какая?

      – Дай прежде слово, что исполнишь.

      – Да какая просьба?

      – Ну, да уж дай слово!

      – Изволь.

      – Честное слово?

      – Честное слово.

      – Вот какая просьба: у тебя есть, чай, много умерших крестьян, которые еще не вычеркнуты из ревизии?

      – Ну есть, а что?

      – Переведи их на меня, на мое имя.

      – А на что тебе?

      – Ну да мне нужно.

      – Да на что?

      – Ну да уж нужно…

1

Фетюк – слово, обидное для мужчины, происходит от Θ – буквы, почитаемой некоторыми неприличною буквою. (Прим. Н.В. Гоголя.)