Антонов. Последний пожар. Николай Викторович Тюрин

никогда нас не поймёте. Потому как вы есть слуга эксплуататоров и сам эксплуататор, – Антонов, напротив, был спокоен и уверен в себе. – Вы норовите нас просто передушить, закрыть рот правде. Но нас много, а будет ещё больше.

      – Какой правде, Шурка? Сермяжной? – рассмеялся Павел Петрович. – Ты сам-то в неё веришь? Баламутите вы людей, и некоторые неразумные вам верят.

      – Нашу правду скоро все узнают. Вот сейчас у вас шашка, вы и правы. А когда народ возьмёт оружие, то и правда изменится, и господа поменяются, – искренно ответил Антонов.

      – Вон ты о чём! В господа метишь, а говоришь, что за мужика тужишь. Чужие вы мужику. Только свои интересы лелеете.

      – Время покажет…

      – Покажет, голубчик, покажет. А пока иди-ка ты в камеру и думай. Молод ты ещё. Бардак из головы выбивать надо, – сказал Павел Петрович. Антонов ему стал неинтересен.

      «Уголовник, маскирующийся под идейного», – подумал Дурново и вызвал караульного.

      – Увести, – скомандовал полицейский.

      Когда Шурку увели, Павел Петрович вызвал своего заместителя и приказал, чтобы с Антонова не спускали глаз.

      – Дерзок очень, непримирим, может совершить побег, – охарактеризовал он заключённого.

      Опытный жандарм не ошибался: Антонов не хотел подчиняться незавидной арестантской доле. Его Софья, любящая и верная своему герою, узнала, что Александр находится в тюрьме и добилась свидания. Это были печальные и счастливые одновременно, очень короткие сорок минут встречи. Столько нужно было всего сказать друг другу, но губы не слушались. На глазах у Софьи стояли слёзы.

      – Милый, милый, – шептала девушка, вглядываясь в его родное лицо. – Ну, зачем это всё?

      У Антонова как-то предательски сжалось сердце. В тюремной мрачной обстановке мучительно хотелось чего-то светлого, нежного и чистого. Он был благодарен Софье за её любовь и верность.

      – Я выйду, Соня. Ты жди, – уверенно сказал Александр, чтобы подбодрить девушку. И добавил: – Всё будет хорошо!

      Они обнялись, и Шурка шепнул на ухо Софье:

      – Сообщи нашим.

      – Довольно, – грозно крикнул надзиратель, не спускавший с них глаз. – Свидание окончено.

      Под безутешные рыдания Софьи Александра увели. Девушка, покинув здание тюрьмы, сразу же направила весточку Баженову в Кирсанов. Кирсановские революционеры собрали значительную сумму денег и попытались устроить Антонову побег через подкуп надзирателей. Но из этой затеи ничего не вышло, так как за Шуркой было усиленное наблюдение.

      Пятнадцатого марта одна тысяча девятьсот десятого года состоялся военный суд по делу об ограблении железнодорожной кассы на станции Инжавино. Антонова, Большакова и Лёньку Фирсова приговорили к смертной казни, а Лёнькиному брату дали пятнадцать лет каторги. Горько рыдала Софья в зале суда, а немного бледный Шурка гордо смотрел в зал и чуть заметно улыбался своим мыслям.

      Вот так в юном возрасте мог погибнуть великий авантюрист, но судьба распорядилась иначе. В те далёкие времена среди