Чудо хождения по водам. Анатолий Курчаткин

же впервые за многие годы, – чем не медовый месяц? И то, что они сейчас не были свободны от всех дел, как то бывает в медовый месяц, а по-обычному тянули рабочую лямку, ничего не меняло: рабочее время заканчивалось, распахивая дверь в ту пору, где ничто не препятствовало поступать с собой по своему произволению, и этих часов им вполне хватало, чтобы ощутить на губах вкус меда. Если бы не вчерашнее, они бы сейчас, вероятней всего, закатились в кино – в облюбованном ими кинотеатре не экономили на электричестве для кондиционера, шел фильм, который, по отзывам, должен был доставить им радость, перекусили бы там в кафешке, – все как двенадцать лет назад. Много ли нужно для счастья? И вот вместо этого – встретились, и нет сил никуда идти, и нет даже сил говорить о чем-то друг с другом, и куда же ехать? – домой, куда еще. И можно сказать, не ехали – тащились, хотя вполне приличная была скорость, никаких особенно пробок, и такое еще чувство: будто в машине повсюду развешены похоронные венки.

      – А может быть, ты все-таки зря не принял предложение? – в голосе жены были осторожность и робость. – Не знаю, что в нем уж такого ужасного. Можно считать, повышение.

      В., сколько директор по связям ни давил на него, не расписался под приказом.

      – Что за повышение, – пробормотал он. – Это если бы по моей специальности… Что значит быть лицом предприятия? Совать свою физиономию под объективы, рассказывать, в каком роддоме меня мама на свет произвела, какой расцветки трусы предпочитаю? Уволь!

      Он понимал, что жену привлекала обещанная зарплата – четыре нынешних! – отклонив предложение директора по связям он, по сути, пренебрег интересами семьи, но торговать этой неизвестно откуда взявшейся у него способностью – нет, он не мог представить себе такого. Да еще вопрос, не фикция ли эта его способность.

      – Но на время, – все с теми же осторожностью и робостью проговорила жена. – Хотя бы пока ажиотаж не спал. Лучше, чем дипломы для каких-то дур стряпать.

      – И долго я продержусь на такой не пойми какой должности? – В. почувствовал, что начинает закипать. – Ажиотаж спадет – вышвырнут меня вон, и что я? Куда деваться? Останусь вообще без работы.

      – Не понимаю, зачем так говорить о себе: «вышвырнут», «вон»! – жена вспыхнула обидой, будто он оскорбил ее. – Зачем пророчить себе дурное? Каркать, извини!

      Того, что сама хлещет словами, как кнутом, она не видела.

      – При чем здесь «каркать»? – В. пришлось оправдываться. – Я просто рисую реальную картину того, что будет.

      – Конечно, если опустить руки и ничего не делать, другой картины не может быть.

      Да, замечательно у них начинался вечер. Вот тебе и медовый месяц.

      – Давай оставим это, – попросил В. Раздражение, поднявшееся в нем, никуда не ушло, он опасался, что оно вырвется наружу, и не хотел этого. – Тебе будет приятно, если твой муж станет кем-то вроде клоуна?

      – Но если за это клоунство ему будут платить по-человечески, почему нет? – парировала жена.

      – По-моему,