Жизнь Клима Самгина. Максим Горький

и допрашивал:

      – Что ж он – жив?

      – Я не знаю. Пусти, дядя Михайло.

      – Идиёт. Видишь, а не понимаешь…

      Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, – Самгин увидал под ветлой парня в розовой рубахе и Макарова на коленях перед ним.

      – Как это случилось? – тихо спросил Клим, оглядываясь. Лидии уже не было на крыльце.

      Она вышла из школы, ведя под руку Алину, сзади их морщилось лицо Лютова. Всхлипывая, Алина говорила:

      – Мне так не хотелось идти сюда, а вы…

      По улице села шли быстро, не оглядываясь, за околицей догнали хромого, он тотчас же, с уверенностью очевидца, стал рассказывать:

      – Ему веревкой шею захлестнуло, ну, позвоночки и хряскнули…

      Лютов, показав хромому кулак, шепнул:

      – Молчи.

      Вопросительно взглянув на него, на Клима, хромой продолжал:

      – А может, кузнец пошутил, нарочно веревку-то накинул… Может, и ошибся… Всякое бывает.

      Лютов, придерживая его за рукав, пошел тише, но и девушки, выйдя на берег реки, замедлили шаг. Тогда Лютов снова стал расспрашивать хромого о вере.

      Невидимые сверчки трещали так громко, что казалось – это трещит высушенное солнцем небо. Клим Самгин чувствовал себя проснувшимся после тяжелого сновидения, усталым и равнодушным ко всему. Впереди его качался хромой, поучительно говоря Лютову:

      – Например – наша вера рукотворенного не принимат. Спасов образ, который нерукотворенный, – принимам, а прочее – не можем. Спасов-то образ – из чего? Он – из пота, из крови Христовой. Когда Исус Христос на Волхову гору крест нес, тут ему неверный Фома-апостол рушничком личико и обтер, – удостоверить себя хотел: Христос ли? Личико на полотне и осталось – он! А вся прочая икона, это – фальшь, вроде бы как фотография ваша…

      Лютов сдержанно повизгивал:

      – Погоди, почему моя фотография – фальшь?

      – Так ведь как же? Чья, как не ваша? Мужик – что делает? Чашки, ложки, сани и всякое такое, а вы – фотографию, машинку швейную…

      – Ага, вот что?..

      В смехе Лютова Клим слышал сладостный визг, который испускает набалованная собачка, когда ей чешут за ушами.

      – Хлеб, скажем, он тоже нерукотворный, его бог, земля родит.

      – А чем тесто месят?

      – Это – дело бабье. Баба – от бога далеко, она ему – второй сорт. Не ее первую-то бог сотворил…

      Лидия взглянула через плечо на хромого и пошла быстрее, а Клим думал о Лютове:

      «Очень скучно ему, если он развлекается такими глупостями».

      – Откуда это ты взял? Откуда? Ведь не сам выдумал, нет? – оживленно, настойчиво, с непонятной радостью допрашивал Лютов, и снова размеренно, солидно говорил хромой:

      – Не сам,