Чудеса в решете (сборник). Аркадий Аверченко

за язык, Туберкуленко! – раздались возмущенные голоса. – Сидел бы и молчал!

      – Да что же я, господа… Я только заметил Магарычеву, что он перебил нас на этом самом месте.

      «Входит хозяин, a в руке у него двустволка…»

      – Нет, больше я говорить не буду, – угрюмо проворчал Панасюк. – Что же это такое: мешают.

      – Ну, Панасюк! Милый! Алмазный Панасюк. Даем тебе торжественное слово, что свиньи мы будем, базарные ослы будем, если скажем хоть словечко… Мертвецы! Склепы! Гробы!

      – Так вот что я вам скажу, господа: если еще раздастся одно словечко или даже шепот – ну вас! Ни звука от меня больше не добьетесь.

      – Читай, драгоценное дитя. Декламируйте, талантливый Панасюк. Мы умираем от нетерпения.

VI

      И снова начал Панасюк:

      – Как я женился.

      Он благополучно прочел первые десять строк… Когда начал одиннадцатую – нахмурил предостерегающе брови и подозрительно поглядел на Туберкуленку и Магарычева.

      Наконец, дошел до потрясающего места:

      И полез под кровать я, как насекомое,

      Абсолютно провел там два часа.

      Входить хозяин, a в руке у него дву… ствол…

      Туберкуленко повел бровями и погрозил украдкой Магарычеву пальцем: тот смешливо дернул уголком рта и сделал серьезное лицо.

      – Не буду больше читать, – сказал Панасюк, вставая с побледневшим лицом и прыгающей нижней челюстью. – Что же это такое? Издевательство это над человеком?! Инквизиция?!

      Все были искренно возмущены Туберкуленкой и Магарычевым.

      – Свиньи! Не хотите слушать – уходите!

      – Господа, – вертелся сконфуженный Туберкуленко. – Да ведь я же ничего и не сказал. Только когда он дошел до хозяина с двустволкой…

      – Ну?!

      – Я и вспомнил, что он уже два раза доходил до этого места. И дальше ни на шаг?!

      – Ну?!

      – Так вот я и испугался, чтобы и в третий раз кто-нибудь не перебил его на «хозяине с двустволкой».

VII

      Почти полчаса пришлось умолять Панасюка снова начать свою захватывающую повесть о том, как он женился. Клялись все, били себя в грудь, гарантировали Панасюку полное спокойствие и тщательное наблюдение за неспокойным элементом.

      И снова загудел глухой измученный голос Панасюка:

      Как я женился

      Я, не будучи поэтом,

      Расскажу, что прошлым летом…

      Все слушатели скроили зверские лица и свирепо поглядывали друг на друга, показывая всем своим видом, что готовы задушить всякого, который осмелился бы хоть вздохом помешать Панасюку.

      По мере приближения к знаменитому месту с залезанием под кровать, лица всех делались напряженнее и напряженнее, глаза сверлили друг друга с самым тревожным видом, некоторых охватила даже страшная нервная дрожь… А когда бледный Панасюк бросил в толпу свистящим тоном свое потрясающее: «…Входит хозяин, a в руке у него двустволка…» – грянул такой взрыв неожиданного хохота, что дымный воздух заколебался, как студень, a одна электрическая лампочка мигнула, смертельно испуганная, и погасла. Панасюк вскочил и рванулся к дверям…

      Десятки