Неупиваемая Чаша (сборник). Иван Шмелев

и говорю:

      – Это что такое?

      Так и села.

      – До свидания… – говорит.

      И пошла. А тот на меня так строго:

      – Позвольте!..

      – Нечего, – говорю, – позволять, а вам стыдно! Порядочные люди с родителями знакомятся, если что, а не из-за угла! И прошу вас оставить мою дочь в покое!

      Повернулся и пошел, а он за мной. Смотрю, и Черепахин тут, поблизости, у фонаря стоит. А офицер в волнении мне сзади:

      – Виноват, позвольте… Я требую объяснения… Вы должны…

      Я нуль внимания, иду к квартире. Тогда он настойчиво уж:

      – Позвольте… моя честь!.. Я должен объясниться!

      И публика стала останавливаться, а он мне уж тихо, но с дрожью:

      – Я требую на пару слов! Я не могу на улице… Или я вас ударю!

      Обернулся я тут к нему и говорю:

      – Вы что же, скандалу хотите? Вы еще так поступаете и мне еще грозите? Ну, ударьте! Ну?

      А кровь во мне так вот и бьет. Только бы он меня ударил! Я еще никого не бивал, но, думаю, мог бы при своей комплекции это дело сделать не хуже другого. А Черепахин совсем близко и руки в карман засунул, трепещет.

      – Прошу двух слов, наконец! Вот на бульвар…

      А мы уж и квартиру прошли, и как раз тут бульвар. Сели.

      – Говорите, а потом я вам скажу! – говорю ему.

      – Вот что… Вы ошиблись… Это ваша дочь?

      – Дочь, и я не позволю безобразия допускать! Вы не имеете права…

      А он мне:

      – Виноват… вы всё узнаете… Я познакомился на катке, и мы познакомились… Говорю, как офицер… тут ничего позорного для вашей дочери нет… Я хотел с домом познакомиться…

      – Вы, позвольте узнать, – спрашиваю, – подругин брат?

      Тут он завертелся:

      – Да… то есть нет… Но я хотел с вами познакомиться, только не было случая…

      Так я тут осерчал! А Черепахин наискосок присел, меня охраняет. И говорю:

      – У вас случая не было? Так вы, – говорю, – меня можете каждый день в ресторане видеть, где я таким вот, как вы, господам кушанья подаю. Не рука вам будет-с знакомиться!..

      А он так издалека на меня посмотрел и поднялся.

      – А-а… Вот как…

      – Да, – говорю, – вот как! А если вы еще раз посмеете к ней подойтить, у нас с вами другой разговор будет!

      А он мне гордо так, с высоты:

      – Не забывайте, с кем говорите! Я вас в участок могу отправить!

      – Пойдемте, – говорю. – Желаете?

      А он мне вдруг:

      – Нахал!.. – И пошел большими шагами, а я ему вослед:

      – Так, помните, господин!

      Но он как не слыхал. А меня Черепахин за руку, как клещами.

      – Хотите, я сейчас с ним скандал? Я ему покажу!..

      Не допустил я его. А как пришел на квартиру – содом, чистый содом! Луша стоит с иконой и кричит не в себе:

      – Перед Казанской клянись! Клянись, стерва ты эдакая! Клянись, что не путалась ты, поганка, шлюха!

      А та вся встрепанная, плачет, и крестится, и дрожит. И покатилась в истерике.

      – Замучили меня, истерзали!

      А кто ее терзал? Ей же все готовое, все…