Шаг во тьму. Иван Тропов

руку, стянул рукав.

      – О, черт… – Гош побледнел. – Жаба?!

      Обеими руками схватил мою левую и стал задирать рукав.

      – Осторожнее, Гош, – прошипел я.

      И типун тебе на язык. Если бы рука у меня пострадала так – от жабы… Пара дней мне бы осталась, не больше. Я закусил губу, чтобы не взвыть от боли, пока он закатывал рукав.

      Он делал это бережно, почти нежно – для таких-то огромных ручищ, как у него.

      Я вдруг почувствовал, что страх отступил. Я был в городе, я был дома, а рядом был Гош – такой надежный и здоровый. Правда, с тех пор, как он вот так же сидел передо мной на корточках – а все равно возвышаясь и нависая – и смазывал йодом очередную ссадину на моем локте или коленке, прошло уже много лет. Теперь, когда он садился, я видел его сверху, видел наметившийся просвет в черных волосах. И все равно. Несмотря на все это, несмотря на боль в руке – мне стало уютно и хорошо. Надежно…

      Только если я и на этот раз ждал сочувствия – не тут-то было. Гош покосился на следы от укуса, потом задумчиво склонил голову набок, потом нахмурился… а потом с силой дернул рукав обратно. Да так, что рука врезалась в коленку.

      – А! – До плеча проткнуло иглой боли. – Да Гош! Какого черта?!

      – Три дня, – жестко заговорил Гош. – Три дня от тебя ни слуху, ни духу. Даже записки не оставил. Теперь являешься размазня размазней, и суешь свою руку. На волка он в лесу наткнулся, видите ли! Ах, ох! Не больно ли тебе, девица красная? Не собрался ли ты помереть от укуса собачки, крошка?

      Гош умел быть и ласковым и внимательным старшим братом – а умел быть и жестоким отчимом. Когда надо.

      Я отвел глаза.

      – Молчишь?

      Молчу. Все-таки он прав…

      Как всегда, впрочем.

      Что он должен был подумать, когда я ему вместо объяснений – руку сую? Он ведь не знает, за кем я следил, что там паучиха, а не жаба… И что он должен решить, когда я сую ему руку – как объяснение всего? Что меня жаба задела. И я уже несколько часов, ничего не сделав, добирался до города. Так что теперь у меня даже теоретических шансов не осталось.

      – Платочек не нужен? – предложил Гош. – Носочки не постирать? Молочка тепленького не согреть, крошка?

      Ну да, не маленький уже. Ну да, должен был и о его чувствах подумать… Но все-таки мог бы и пожалеть! Неужели я заслужил – лишь вот это?

      – Между прочим, – сказал я, – ты сейчас говоришь как Старик…

      – Между прочим, – отозвался Гош, – сказал бы спасибо, что я не докладываю Старику о всех твоих похождениях.

      Я отвел глаза.

      Гош помолчал. Потом вздохнул, ткнул меня в плечо кулаком.

      – Ладно, оболтус… Из-за этого укуса у тебя сорвалось?

      – Ну… Да, – пробормотал я. – Можно сказать и так…

      Слишком устал я сейчас, чтобы рассказывать.

      – Что случилось-то?

      Я посмотрел на него – и опустил голову.

      – Давай потом… – попросил я, разглядывая его ботинки.

      А главное – что рассказывать-то? Про тех двух мальчишек, которых теперь уже ничего не спасет – про них тоже рассказывать?..

      – Что-то