Невозможные жизни Греты Уэллс. Эндрю Шон Грир

мной: мгновение спустя он поднес стакан к моим губам. Я напилась, и он встал, чтобы уйти, но я схватила его за рукав правой рукой: в левой ощущалась какая-то тяжесть.

      – Натан… – начала я.

      – Тсс, – сказал он, снова укладывая мою руку вдоль туловища и поглаживая ее. – Молчи и отдыхай. Доктор Черлетти сказал, что первые несколько сеансов могут быть трудными.

      – Все изменилось.

      – Доктор говорил, что ты можешь забыть о чем-нибудь. Не беспокойся об этом.

      – Хорошо, – сказала я.

      Не люблю разрушать очарование. Посмотрев на свою левую руку, я увидела, что она в гипсе. Я коснулась его прохладной поверхности и застонала от боли: у меня явно был перелом.

      – Что случилось?

      Я посмотрела ему в лицо, которое сильно изменили чистый, гладкий подбородок, короткая стрижка и все остальное, чем он успел обзавестись в этом мире. Но с первого взгляда было ясно, что передо мной все тот же упрямый Натан.

      – Я сломала руку, – сказала я, хотя это и так было понятно.

      – Да, – подтвердил он. – Несчастный случай.

      Я попыталась приподняться.

      – Не вставай. – Натан взял меня за плечи, чтобы уложить обратно в постель, но я вздрогнула от его прикосновения: я поняла, что умру, если он прикоснется ко мне вот так после всего случившегося.

      – Не надо, – попросила я. – Кое-что изменилось.

      – Что ты имеешь в виду?

      – Я не отсюда. Я не та, за кого ты меня принимаешь.

      – Дорогая, я знаю, что ты сбита с толку, – сказал он, присаживаясь.

      Но я уже не слушала. За окном кое-что изменилось. На одной из крыш появился рекламный щит, возвещавший о том, чего никогда не было в моем мире.

      – Какой сейчас год?

      Он попытался сохранить спокойное выражение лица и только сжал мою руку:

      – В другой комнате есть снотворное. Врач сказал, что оно совершенно безвредно…

      – Натан, какой сейчас год?

      – Тысяча девятьсот сорок первый, дорогая. Первое ноября сорок первого года.

      – Ну конечно, – сказала я. – Теперь я все припоминаю.

      Пока он гладил меня по волосам, я старалась улыбаться. Я смотрела на рекламный щит. Мятно-зеленые буквы высотой в человеческий рост были вписаны в круг:

      Сорок первый, мир других вариантов и других провиантов! Такси старых моделей, сигналящие на улицах; полицейские, одетые в мундиры с медными пуговицами и кричащие с Шестой авеню; гигантские женские шляпы, что проплывают мимо ворот Патчин-плейс, словно медузы; толпы мальчишек, задирающих девочек; запахи сигаретного дыма и жареных каштанов; сгущающие воздух выбросы из заводских труб – вот он, Манхэттен, того времени. В этом мире мой Натан ни разу меня не покидал. Более того, он на мне женился.

      Итак, я могла бы прожить по меньшей мере три жизни. Жизнь в 1918 году, где муж был на войне. Жизнь в 1941 году, где он оставался вместе со мной. Не было сомнений в том, что именно процедура