Сны на ветру, или Плотоядное вино. Виктор Стасевич

где обитал знакомый Тарабаркина. Тот походил вокруг машины, поцокал языком, удивился, что за двадцать лет так никто и не ударил эту коробку, а уж когда заглянул под капот, то долго вытирал руки и удивлялся сохранности двигателя. Потом, пожав плечами, сказал, что завтра после обеда машина будет готова, взял ключи и скрылся в недрах гаража. Тарабаркин радостно потёр руки и предложил занырнуть в ближайший кабак отметить славное начинание. Но Шансин отказался:

      – Нет, у меня дома в холодильнике только шкурка от ливерной колбасы осталась, да полбутылки молока. Надо купить продуктов, дети из школы скоро вернутся, тебе тоже не стоит, завтра будешь ходить по казённым коридорам, а там не любят, когда перегаром дышат. Им и так по утру нелегко, а тут ещё ты с отстойными напоминаниями.

      Как это ни странно, Тарабаркин согласился и зашагал в сторону дома.

      3

      Сны в жизни Тарабаркина всегда играли важную роль. Ему казалось, что они определяли дальнейшие события, направляли их, подсказывали правильные шаги, ободряли, иногда осуждали, сдерживали, поэтому он всегда к ним чутко прислушивался, всякий раз пытаясь понять, о чём поведал сон, как это скажется в дальнейшем. В этот раз ему приснился непонятный сон, состоящий из двух слов «Милый Эшгольц». Они выплыли на фоне горного леса, задрожали на ветках гигантских елей. Кто это? Женщина, зверь, лесной дух? Имя было как-то связано со звучащей музыкой, он чувствовал её лёгкой горечью на губах со сладким привкусом, странное сочетание. С этими словами он проснулся, и вновь возник вопрос: кто это? Почему милый?

      – Точно не мужчина, – поднимаясь с кровати, произнёс Санька. – Тогда кто же? Может, женщина?

      Он вспомнил свою давнюю подружку, московскую журналистку с короткой стрижкой под мальчика, в парусиновых брючках, в клетчатой рубашке. Коллеги звали её Борькой. Было в ней нечто трогательное, нежное, некая детская беззащитность. У Саньки защемило сердце, когда-то он звал её Милый Борька, любил её и тосковал по ней. Она растворилась, исчезла, быстро, как до этого появилась. До сих пор ему казалось, что это был сон «Милый Борька», но Эшгольца у него не было. Может, это будущее? Может, это женщина из Австрии или Германии, кто их знает? Он поднялся, потянулся и громко заявил:

      – В любом случае этот сон к удаче! Главное, чтобы Эшгольц не была бы слишком высокой, этакой сухой, безгрудой доской и не басила бы, раскуривая сигары.

      Утром Тарабаркин бодро вышел на балкон с чашкой кофе и сигаретой, посмотрел на жалкие блёклые пятиэтажки, вздохнул полной грудью и подумал, что теперь у него точно начнётся новая жизнь. Ему показалось, что город не по-обычному напряжён, а вальяжно раскинулся домами, по-доброму вытянул улицы с битым асфальтом, вроде как в ожидании от него, Александра Тарабаркина, великих свершений, а начать он должен с малого, но после первого дела, ему точно откроются невероятные возможности. Он верил в своё предназначение, как, впрочем, всегда, когда начинал новое дело, даже пустяшное.

      С регистрацией новой фирмы особых проблем