Спутники. Вера Панова

придешь, – сказала она. – Заходи себе прямо, без никаких. Скажешь – сирота, мол, ни отца, ни матери, никого нет.

      Мать испекла пироги, товарки принесли посуду, был большой пир. Мать то плясала, растрепанная, в новой шелковой кофте, то садилась к столу и подпирала щеки кулаками.

      – Судьба моя, любовь моя, – говорила она. – И кто его осудит? Тот от своего отказывается, а этот, что ли, подбирать должен? Ежели б он, подлец, платил мне элементы какие следует, а то бараниной, сволочь, норовит отделаться, а я что за дура. У меня еще дети будут.

      – Будут, будут, Паша, надейся! – кричал гость, и опять она шла плясать в своей голубой кофте, которая становилась на ней дыбом, как древесная кора.

      Лена устала от гвалта и топота. Она надела свою рваную вязаную шапку, единственную, которую она носила зимой и летом. Взяла баночку от мази и рукоятку от шила – свои игрушки. Потихоньку – никто не заметил – она вышла на улицу и прямо пошла к двухэтажному белому дому с облупившейся штукатуркой.

      – Я сирота, – сказала она двум большим стриженым девочкам, которые стояли у ворот, – у меня ни отца, ни матери, никого нет.

      Девочки молча, серьезно смотрели на нее сверху вниз. Подняв к ним лицо, она повторяла заученные слова. Одна девочка спросила:

      – А тебе сколько лет?

      Другая спросила у первой:

      – Позвать Анну Яковлевну, да?

      Лена заглянула в ворота. Там были площадка и качели, зеленая травка кругом.

      – Я сирота, – весело повторила Лена.

      Пришла Анна Яковлевна, взяла Лену за руку и повела в дом.

      Там Лену окружили взрослые и стали спрашивать: кто ее научил прийти сюда и где она живет. Они были большие; чтобы разговаривать с нею, они посадили ее на стол, а она их все-таки перехитрила.

      – Меня никто не научил, – отвечала она, болтая ногами. – Я нигде не живу.

      Она понимала, что они хотят отправить ее домой. А ей хотелось остаться в этом доме с качелями и зеленой травкой.

      – Я хочу жить тут, – сказала она откровенно.

      Взрослые засмеялись, и мужчина в золотых очках сказал:

      – Надо заявить в милицию.

      Все-таки она ночевала в этом доме, на кухаркиной кровати. Кухарка выкупала ее в корыте и остригла ей волосы. Весь вечер и все утро большие дети качали ее на качелях. Маленьких детей в доме не было.

      Кухарка, купая Лену, сказала с негодованием:

      – Я бы такую мать мордой об стол… Что она делала с ребенком, что он обовшивел весь?

      Пришел милиционер. Мужчина в золотых очках отозвал Лену в сторону и по секрету сказал ей, что милиционеру надо говорить всю правду, иначе будет плохо: милиционер заберет в милицию.

      – Ну и пусть! – ответила Лена. – Ну и пусть, а я не боюсь милицию.

      И она сказала милиционеру, что она сирота и нигде не живет.

      – А что твоя мама делает? – спросил милиционер.

      – Собирает тряпки, – ответила Лена.

      Все стали смеяться. Так или иначе, маму, собиравшую тряпки и имевшую маленькую дочь