Спутники. Вера Панова

Все стало другим. По-другому светило солнце. Другим стал его дом. Другое лицо было у жены. Та минута покоя и созерцания ушла на годы назад. Все полетело и помчалось куда-то следом за его мыслями.

      – Папа, а мы пойдем все-таки? – спросил сын.

      Сыну было четыре года.

      – Нет, – ответил Данилов, и сын заплакал…

      В тот день Данилов разобрал свои бумаги, написал письмо отцу, сходил на почту и отправил старику денег.

      Среди старых писем попался измятый конверт, из него торчали уголки фотографической карточки – он не вынул карточку, бросил, не поглядев, на дно ящика.

      Карточки сына он положил в бумажник.

      Ночью жена плакала, тихо, чтобы не потревожить его. Он делал вид, что спит.

      Она поймала какое-то его движение, приподнялась, сверху взглянула ему в лицо:

      – Ведь тебе бронь дадут, Ваня?

      Он отвернулся. Вопрос был решен утром, когда говорило радио. Завтра он пойдет в военкомат. А ей – меньше всего дела. Она – десятая спица в колеснице.

      Наутро ему принесли повестку. Что ж, тем лучше. Не станут говорить, что он выскакивает. Пошел по мобилизации – и все.

      В военкомате Данилова направили к Потапенке. Потапенко был приятель, директор санатория. В военной форме, наголо остриженный и помолодевший, он сидел за пустым столом, кругом толпились штатские люди. И хотя эти люди только что пришли, и хотя все окна были открыты настежь, но в комнате уже так накурили, что дышать было нечем.

      Потапенко протянул Данилову пухлую теплую руку.

      – Эге, пришел. Бронироваться будешь?

      – Нет.

      – Ладно, обожди, – сказал Потапенко.

      Совсем не обязательно было, чтобы Данилов так долго ждал, Потапенко принял раньше даже тех, кто пришел позже, – но Данилов понимал: Потапенко хотел перед ним покрасоваться. Ему было приятно, что вот Данилов еще в штатском и дожидается, а он, Потапенко, уже в военном и к нему приходят за назначениями и распоряжениями. Бабье, атласно выбритое, с двойным подбородком лицо Потапенки сияло от удовольствия. Он хмурил белесые брови, хотел скрыть сияние, – ничего не получалось. Наконец он подозвал Данилова.

      – Садись, – сказал Потапенко. – Ты в батальоне служил?

      – В батальоне.

      – Ладно, – сказал Потапенко, записывая в блокнот. – Пойдешь в санитарный поезд комиссаром. Постой, – сказал он, предупреждая возражения Данилова. – Все знаю, что скажешь. А все-таки пойдешь в санпоезд. Поезд надо формировать. Ты знаешь, как это делается?

      – Нет. А ты?

      – Я тоже не знаю, – сказал Потапенко. – Не боги жгут горшки, Иван Егорыч.

      – Не боги, – согласился Данилов.

      – Инструкция есть, вот она. Ты грамотный – прочтешь. Людей бери, каких хочешь, ссориться не будем – некогда.

      – Кто начальник?

      – Начальника еще нет, – отвечал Потапенко. – Будет и начальник, а ты формируй.

      – Где поезд? – спросил Данилов.

      Потапенко засмеялся.

      – Поезда, брат, тоже нет. Поезд – в вагоноремонтном, еще не выпущен. А ты формируй.

      – Есть формировать, –