Сухотин. Алики Пирамида

тратила бы время на сбор доказательств для отца.

      Но, несмотря на весь скепсис Григория Двинских, мой маневр принес свои плоды. Ближе к вечеру к нам, вновь без предупреждения, заявился Константин Николаевич в сопровождении своего поверенного и дочери. Анна при них выглядела чуть ли не пленницей.

      – Чем обязаны? – спросил я, и не пытаясь изображать дружелюбие.

      – Я привел к вам мою дочь, – без обиняков заявил Константин Николаевич. – Она сама вас наняла, вот пусть сама с вами и разбирается.

      И этот седовласый старец церемонно поклонился нам, и вышел. Поверенный тоже задерживаться не стал. Анна осталась одна, и выглядела она весьма пораженной этим внезапным вывертом судьбы.

      – Но что… – Григорий, не уступавший ей в своем удивлении, уставился на  захлопнувшуюся за обоими господами дверь. – Что все это значит?

      – Неужели вы не поняли?  – яповернулся к Анне. – Ваш отец устраивает вам побег. Если вы сбежите сами, Вульфам не к чему будет придраться, и брака с Антоном Карловичем, для вашего отца теперь неудобного, не будет. Только бежать надо прямо сейчас. Ваш отец и его адвокат наверняка внизу или где-то рядом. Вам ведь дали денег?

      Анна как будто впала в какой-то ступор, она стояла, глядя на Григория, и только открывала и закрывала рот.

      – Нет, – наконец, сказала она.

      – Ладно. Я вам их дам, – я порылся в бумажнике, и вытащил оттуда пачку купюр, все, что у меня было. – Григорий Андреевич сопроводит вас. Постарайтесь сразу же уехать, возьмите билет до Петербурга, возвращайтесь домой, только постарайтесь сделать это неприметно. И никуда потом не выходите.

      – А вы? – спросил меня Григорий Андреевич.

      – Я постараюсь сделать так, чтобы у Константина Николаевича не было неприятностей.

      Григорий Андреевич подхватил свою дорожную сумку, подал руку Анне Константиновне, но я остановил их жестом.

      – Сначала выхожу я.

      И стоило мне выйти за дверь, как оказалось, что я был прав. Оба немолодых мужчины, и отец Анны Николаевны, и его поверенный, стояли у соседней двери, сжавшись в тесном закутке, явно желая остаться незамеченными для возможных свидетелей. Весь вид их говорил о крайней неловкости положения, в котором они оказались.

      – Господа, я бы хотел переговорить с вами… – и господа с облегчением направились ко мне. – Пройдемте к окну.

      И пока мы втроем шагали по коридору к окну, другие шаги – легкие Анны, и более тяжелые Григория Двинских, прошелестели в обратном направлении. Через окно и мне, и обоим старикам хорошо было видно, как они садятся в пролетку. Анна, кажется, даже обернулась, чтобы бросить на отца последний взгляд.

      – Что ж, я полагаю, каждый из нас остался при своем мнении, – подытожил продлившуюся минут пятнадцать-двадцать беседу Константин Николаевич. – А где Анна? – спросил он преувеличенно громко. – Я велел ей спуститься вниз.

      – Вот давайте внизу и поищем, – предложил я.

      И пока отец Анны Николаевны со своим адвокатом поднимали шум, бегали по