Подкарпатская Русь. Анатолий Санжаровский

беда. Выронила вожжи, забыла, куда ехала. А забыв, конфузливо сама собой замолчала, как-то беззащитно косясь на все стороны невидящим, подёрнутым коркой, глазом.

      – Ну ты чтой-то замолчала? Приехала? – гневливо рубнула Анна.

      – Я, Аня… Совсема выпало из ума… Совсема забыла, что зуделось сказать…

      – Ты всё пела, что винна передо мной. Так и в чём твоя вина?

      – Того я, Аня, не искажу…

      Упорство, с каким Клавдя наотмашь отказывалась называть свою вину, вынесло Анну из равновесия, как сильная вешняя вода воробьиное перо.

      Тяжело плюнула она Клавде под ноги да и со двора.

      6

      Верховино, Верховино, рiдна моя мати,

      Чому твои дiти мусять по свiтку блукати?

Старинная коломыйка:[9]

      Молотил весь век, а веять нечего.

      Что написано пером, то не вытянешь волом.

      Доро́гой Анна перебирала, тасовала свою жизнь и так и эдако, всё выискивала, где ж это Клавдя подпустила ей вони. Но, как ни перетряхивала прошлое, ничего худого не выскакивало против Клавди.

      За что же тогда она просила прощения?

      В ту и в ту сторону по живой трассе пролетали машины, клоня к долу привялые пыльные травы по обочинам.

      Старуха не замечала ни машин, ни встречного люду.

      Она б и Петра не заметила, не возьми тот её за руку.

      Рассеянно посмотрела она на Петра, вовсе не обратила внимания ни на то, что встрел он её на полпути от дома (никогда такого не было, чтоб так далеко встречал её сын, откуда и с чем ни возвращайся она, встречал самое лучшее уже у самой у калитки), не заметила ни того, что сиял он, как дитя.

      Ничего не видела, ничего не слышала старуха кроме беды, которую она ясно не знала по имени, но которая – была, давно ли, недавно ли, но была, и сотворила её слепая Клавдя.

      Что за беда могла быть? И беда ли, раз не заметила сама?

      В тревоге мать передала Петру разговор с Клавдей.

      Спросила:

      – Ты-то что на всё на это скажешь?

      – А ничего! – весело хохотнул Петро. – Клавдя да бес – один в них вес. Нашкодила где по мелочёвке, теперь вертится, как посоленная… Забудьте, мамо, про ту Клавдю. У нас новость покруче. Меня с Иваном нянько в гости вызывают! Визы на месяц пригнали. И письмо.

      Петро поднёс матери к глазам исписанный лист со следами тщательных сгибов. Хрустко встряхнул.

      – О Господи! – отдёрнулась старуха от белого листа. – Как ни летело, да ударилось… А ну читай! – и в нетерпении легонько подтолкнула Петра в локоть. – Читай же!

      «Дорогие мои, – читал Петро, – я без меры в счастье, что узнал про Вас правду. Вы здоровы, живёте добре.

      Я радый, что у Вас, сынки, свои дома каменные. Радый, что вместе с Вами живёт наша мамка. Уважайте, угождайте мамке, бо она с Вами мучилась, доводила Вас до дела. Берегить, почитайте мамку».

      Трудно Петру разбирать отцову руку.

      Запнулся.

      Мать

9

Коломыйка – особый род песенок, получивший своё название от городка Коломыи, где они наиболее распространены.