Весенняя коллекция детектива. Татьяна Полякова

тебе читать, когда ты все время на работе! А мне читал и дяде Гоше читал, я знаю. А Филипычу вообще домой давал. Я однажды пришла, а он уходит, Филипыч, и у него такая папка здоровая! И он мне сказал, что Евгений – это он так Женьку называет! – дал ему свой роман почитать. А Женька потом объяснил, что это будет независимая рецензия, вот как!

      – Кто такой Филипыч?

      – Красин Владлен Филиппович, кажется, плановик из НИИ. Он тут всегда жил, я его маленькой очень хорошо помню. Он мне все время странные вопросы задавал – почему у меня такие плохие манеры и почему я так громко говорю. А однажды конфету дал большую, а оказалось, что это пустой фантик. Я тогда так переживала, а бабушка рассердилась. – Олимпиада Владимировна улыбнулась воспоминанию. – Повела меня в булочную на Гоголевский и купила килограмм таких конфет. И сказала, чтобы я ни у кого ничего не брала.

      – На каком этаже он живет?

      – На первом, – сказала Люсинда. – Рядом с нами. Там, на первом, мы с тетей Верочкой, Люба, баба Фима и Филипыч.

      – Вы видели, как он оказался на площадке, когда госпожа Парамонова кинулась на… писателя?

      Олимпиада посмотрела на Люсинду и пожала плечами. Люсинда покрутила головой.

      – Не, мы не видели! Да они дрались-то как, разве еще за чем уследишь! Упокой, господи, Парамонова, но жену его я терпеть не могу! Все она ко мне вяжется, все бдительность проявляет. Я ей – идите, женщина, в народную дружину, там и проявляйте, а у меня все справки на руках, и нечего меня проверять!

      – Ну, откуда он мог взяться? – с некоторой досадой спросила Олимпиада. – С работы наверняка пришел, а тут у нас такая история!..

      То, что Красин пришел не с работы, Добровольскому было очевидно. Он еще помолчал и спросил задумчиво:

      – А у него есть валенки?

      Девицы опять переглянулись и уставились на него.

      – Да у нас у всех есть, – сообщила Олимпиада. – Тут же не чистит никто! Бывает, так завалит, что до стоянки только в валенках и дойдешь.

      – А я так и на работу в валенках еду, – подхватила Люсинда. – Холодно целый день стоймя стоять! Я и портянки умею наматывать, и варежки подшила, баечку внутрь сунула и подшила! Правда, я сейчас в варежках не работаю, потому что у меня рефлектор в палатке, а раньше только в них!..

      – Понятно, – сказал Добровольский.

      В Женеве никто не ходил в валенках, круглый год было солнечно, и в феврале цвела магнолия. По набережной бегали дети, коляски стояли как попало, и подростки на роликовых коньках старательно их объезжали. В ботаническом саду в воскресенье утром не протолкнуться – все приходят завтракать на лужайки, с корзинами, пледами и детьми, а потом уезжают в горы, загорать или кататься на лыжах, смотря по сезону.

      Офис Добровольского находится в центре, впрочем, в Женеве центр везде, на вымощенной булыжником, круто поднимающейся вверх улочке, и повар-француз из ресторанчика напротив всегда готовил ему один и тот же салат – крупно нарезанные помидоры с козьим сыром и приправами. Добровольский ел салат, запивал