Вначале была любовь. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том II. Николай Андреевич Боровой

примиряется с подобной перспективой, и если сложится, найдет в себе для этого силы. Оттого встреча и близость с Войцехом стали для нее чуть ли не безумным всплеском в том числе и самых по-женски простых, уже затаившихся, притихших где-то в глубине нее надежд, планов на самое обычное, но в своей правде чудесное, как и ночь любви и искренности с любимым, женское счастье… Разница в возрасте никогда не ощущалась ею как помеха, и Войцех – глядя на него, с тулупом и пирогом на подносе, она в этом окончательно уверена – был бы прекрасным отцом. Он мог не решится на это, испугаться, что это отнимет у него возможность творчества… да, и это была серьезная проблема… Она поняла, что должна быть готова и к такому, и рано или поздно решить, что ей дороже – счастье близости с любимым, или бытовое, житейское счастье, которое может стать для этой близости крахом. Она не знала в точности, чем могла бы решиться такая ситуация, но навстречу таковой надо было в любом случае в отношениях с Войцехом пойти, потому что одно она точно знала – что никогда не принесет достоинство и свободу, жажду любить и быть любимой в жертву химерам «быта» и «женского счастья»… никогда не сойдется с не близким и не любимым во всей правде человеком во имя возможности иметь детей и будучи замужней, «соответствовать приличиям».. никогда не позволит власти и путам необходимости изуродовать ее мир, ее судьбу, ее отношения, ее душу. Либо правда любви и близости, какой бы она ни была, либо правда и чистота одиночества. Войцех – сорокалетний, горящий и живущий творчеством, способный взбелениться и поставить на кон благополучие и карьеру во имя того, что он считал справедливым и истинным, со всем тем быть может мучительно не простым, что обещали близость и связь с таким человеком, был вместе с тем единственным любимым и любящим ее мужчиной, с которым она вообще была готова разделить судьбу и свой мир, могла быть целиком связна. Оттого он и связь с ним были дороги ей так же, наверное, как сама жизнь. Оттого она решила – держаться за это настоящее, жить их любовью, куда и к чему бы та их не вывела. Выведет к детям – хорошо, да будет так. А нет… что же, значит такая судьба… потому что никому другому она все равно не позволила ни прикоснуться к себе, ни сделать себя матерью… и встретился ей именно он, а не кто-то другой, и их любовь выше и дороже многого, и уж точно – тех химер и пут, которыми живут большинство женщин. Она могла иметь в своем расположении наверное любого мужчину, которого пожелала бы… способного подарить ей и состоятельность, и спокойную жизнь, и детей, и так сказать «счастливую семью», и не так обреченного судьбой на тернии и невзгоды, и все это было бы возможно и сейчас. Она желала иметь его и быть с ним, и много раз прояснила для себя, почему, убедилась в этом… особенно поняла это в тот страшный вечер 6 ноября и на утро… когда он пропал… а потом появился вымазанный и измятый, и она бросилась и повисла