Вначале была любовь. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том II. Николай Андреевич Боровой

отапливаемом деревенском доме, четыре или пять часов в день добираться в Краков и обратно по промозглой или морозной погоде, садясь на любые попутные брички и машины, все же еще конечно молода. Глубока и настоящна своей человеческой сутью, своей душой, теми чувствами, которые она способна испытывать к другим людям, но молода. Она не может ни знать, ни догадываться о многом, и многое еще не способна предположить и почувствовать. Она не может знать и догадываться, что в той ситуации, которая сложилась в их с профессором Войцехом Житковски судьбе, главным, пожалуй, является единственное условие – не привлекать внимания, не побуждать окружающих интересоваться и задаваться касательно них вопросами. Она, видящая цель в том, чтобы быть ангелом-хранителем для любимого мужчины, и на многое готовая для этого, не может предугадать, что ее необыкновенная красота и яркость, не столь очевидные в деревенской одежде в домике на окраинах Тарнова, или в ее закутанности в платок и войлочное пальто по дороге в Краков, но ослепительные в концертном зале, невольно и неизбежно вызовут интерес и внимание тех, от кого более всего надо беречься. Вызовут внимание, и потому – побудят задавать вопросы, что-то выяснять и интересоваться более глубоко, и очень быстро выведут на ту, определившую их с профессором Войцехом Житковски судьбу цепь событий, которую она так рассчитывала скрыть. Она не предполагает, или же боится почувствовать в глубине души в общем-то очевидное и неизбежное – двое столь по разному, но исключительно ярких и достаточно известных людей, зажатые в тиски обстоятельств, со всем шлейфом их судеб, поступков, отношений и прочее, все равно рано или поздно привлекут к себе внимание, и этим окажутся обреченными на крах всех их планов, надежд, мужественных попыток перебороть и обмануть судьбу. Магдалена еще не понимает, что судьба человека, как бы ни была она скромна и уединенна, как не пытался бы человек погрузить ее в наибольшее уединение от мира и событий, опутана такими множественными нитями и связями с внешним миром, что в большинстве случаев не принадлежит ему, как бы он не надеялся на иное, как не стремился бы в это иное верить, как не тешил бы себя иллюзиями. Что-то из этого, сросшееся с некоторыми, внезапно пришедшими в ее жизнь событиями, она конечно предчувствует, называя это в мелькающих мыслях, и заливающих ее при подобных мыслях волнах страха, словом «то»… но пока боится о том даже думать…

      Глава восьмая

      ЛЮДИ И СКОТЫ

      Завтрак заканчивается, сегодня – с таким же неизменным ритуалом, как вчера и позавчера, и весь преисполненный гордости и заботы, Войцех ставит на стол огромный старый чайник с крепко, начерно заваренным чаем. Она пьет такой чай только хорошо разбавленным, а он – каким вышел, так он привык многие годы, сотни страниц его книг сложились за многими, многими чашками такого чая.