Модель. Николай Удальцов

искусства, а ты – произведение искусства бесспорное…

      – … А вы всегда говорите правду? – спросила она, помолчав секунды полторы.

      – Да, – честно соврал я…

      – …Понятно, – вздохнула Злата.

      – Что тебе понятно? – переспросил я, уточняя – к чему относится этот вздох: к тому, что ей нужно будет раздеться, или к тому, что мне придется писать картину?

      – Понятно, что вы меня распнете, а я даже не буду знать – зачем мне это нужно?

      Может, объясните?

      – Не объясню, Злата, – я говорил серьезно; и мою серьезность подтверждала улыбка.

      – Почему?

      Сами не знаете?

      – Знаю.

      – Что знаете?

      – Знаю, что любой человек найдет тысячу аргументов в пользу того, чтобы распять другого человека.

      И две тысячи – в пользу того, чтобы не быть распятым самому…

      …Ее мысли довольно замысловато побродили по лицу и вылились в вопрос, довольно неожиданный, если вдуматься.

      А если не вдумываться – то вполне нормальный:

      – Вы целомудренный человек?

      – Наверное, – ответил я, – Только в моем возрасте это называется уже по-другому…

      …Ее слова заставили меня задуматься.

      Когда, не стерпев моего пьянства, все жены по очереди оставили меня, а я бросил пить – мне как-то удавалось обходиться подружками моих бывших жен.

      Потом пришло время обратиться к совсем уже посторонним женщинам – самим бывшим женам.

      А теперь я, случается, обращаюсь к кому попало.

      Кто-то скажет, что это – верх целомудренности.

      А кто-то, что целомудрие и я – жители с разных улиц…

      …И, помолчав немного, я добавил:

      – Злата, возможно, я просто не знаю: что это такое – целомудрие. – И тут же нарвался на ответ:

      – А мне что-то и не хочется разбираться в том – знаю я или не знаю, что такое целомудрие.

      Вот так и выходило, что ее поколение могло то, что недоступно нам.

      Например, задумываться о целомудренности, не тратя время на выяснение того, что это значит…

      – … А вы часто рисуете обнаженных женщин?

      – Не часто, но рисую.

      – Но ведь голая женщина – это зло, – девушка явно проверяла ремонтоспособность моего здравого смысла. – Так говорит религия.

      Я оценил эту проверку; и мне не оставалось ничего, как улыбаясь смотреть ей в глаза: «Самое красивое на свете явление – обнаженную женщину – христианство назвало злом.

      Уже за одно это – все мужчины должны стать атеистами», – И Злата явно поняла, о чем я думал. Во всяком случае, она укрепила свой аргумент:

      – Так говорят все религии; а на них стоит человечество.

      И я опять промолчал в ответ: «Один из нас – либо я, либо человечество – делает большую ошибку, утверждая, что обнаженная женщина это плохо.

      И так как не может быть, чтобы так сильно ошибался я, то, скорее всего, ошибается человечество.

      Я утверждаю, что обнаженная женщина – это прекрасно; и достаточно взглянуть на такую женщину всего один раз, чтобы понять, что право не человечество, а я».

      Не