Радужная вдова. Роман Канушкин

к нему.

      Игнат перевел взгляд – на соседней койке сидел Лютый.

      Игнат смотрел на Лютого, пытаясь понять, почему тот весь в белом, а затем, словно силясь что-то вспомнить, произнес:

      – Киллеры! Где они?

      – Лежите, лежите…

      – Хэ, это было вчера, – голос Лютого прозвучал очень горько, – теперь все уже…

      – Почему ты весь в белом? А… бинты…

      – Бинты, брат, бинты…

      – А… – Игнат чуть повернул голову, – Андрей?

      Мгновенная пауза, Лютый опустил взгляд.

      – Нет больше Андрюхи. – Голос Лютого быстро задрожал. – Нету. Его даже по-человечески похоронить не удастся. Нету моего братишки, моего младшего. – Голос зазвучал очень высоко, а потом сорвался, и Игнат понял, что тот просто беззвучно рыдает.

      Игнат вернул голову в прежнее положение, он еще не мог ничего переживать, только начинал понимать, что с ним происходит. Вдруг он как-то странно произнес:

      – Я любил его.

      Тонкий стонущий всхлип проник в беззвучное рыдание Лютого. Игнат помолчал. Потом Лютый спросил:

      – Как ты, братуха?

      – Не знаю, – равнодушно сказал Игнат, – нормально.

      – Он тоже тебя любил. Ты был ему примером во всем. Не то что я – безмозглая скотина!

      – Не говори так. – Перед глазами снова все задрожало.

      – Это я во всем виноват! Я устроил эту показушную свадьбу. Понимаешь – я!

      – А Марина?

      – В реанимации. Но говорят, теперь выкарабкается… сестренка.

      – Кто еще?

      – Пальцев не хватит.

      – Щедрин?

      – Щедрин?! Э-м-м… Марина теперь осталась круглой сиротой. Если выживет. Вот такие дела.

      – А кто… – Игнат помедлил, – меня?

      – Тебя?! – Лютый горько усмехнулся. – Ты, брат, в рубашке родился. ОМОН тебя…

      – ОМОН?

      – Родная милиция нас бережет.

      – Там же не было никакого ОМОНа. То есть был…

      – Вмешались, когда уже поздно было.

      Игнат кивнул. Все происшедшее вчера возвращалось в память.

      – Сантиметром ниже, и пуля прошла бы в сердце, – сказал Лютый. – Повезло, иначе не объяснишь. Тут врач удивлялся – есть выше сердца одна малюсенькая точка, когда оказывается неповрежденным ни один жизненно важный орган. Почти все остальные ранения в область сердца смертельны. – Лютый тяжело выдохнул. – Одна малюсенькая точка.

      – Знаю.

      – Вот, – Лютый устало провел пальцами по глазам, – так, брат. Пуля прошла навылет.

      – А ты?

      – Что?

      – Тебя прилично?

      – Так, зацепило… Грудь и плечо – ерунда. Ногу вот здорово повредило. Взрывом. Игнат, я тебе жизнью обязан, – произнес Лютый без всякого выражения.

      Игнат какое-то время молчал. Свадьба, блестящее мероприятие… И все так переменилось… Он вспомнил Колю Глущенко, почему-то именно его. Это был полный разгром. И для Лютого тоже. Для Лютого – прежде всего. Точка, после которой продолжать жить по-прежнему невозможно. А начинать заново