Кусатель ворон. Эдуард Веркин

фундаментальная прическа Лауры Петровны, а я думал, что в мире много несправедливости. Еще думал, что про «сумрачного гения» я где-то уже слышал, или читал, или по телевизору, ну и ладно, кто бросит в меня камень?

      А история про Снегурочку была хороша, тетенька, которая ее рассказывала, просто лучилась, люблю таких людей, ну, которые с энтузиазмом. Александра, кажется, растрогалась даже. Заинтересовалась, записывала в тетрадь.

      Я пристроил ноутбук поудобнее и продолжил:

      «Сумрачный гений Островского произвел на свет прекрасную Снегурочку. Наши немецкие друзья впервые услышали эту чудесную русскую балладу…»

      – Смотри чего!

      Меня потрогали за плечо. Опять. В проходе опять стоял Пятахин и выглядел особенно отвратительно.

      – Я тут придумал, смотри.

      Пятахин сунул руку в карман и вывернул из него прозрачную банку, в которой копошилось что-то зоологическое.

      – Быдлеска, – пояснил Пятахин. – Я сеструхе показал, ее два раза стошнило. Как?

      – Впечатляет, – согласился я.

      Пятахин скрутил крышку и вытряхнул на ладонь лягушку. Самую настоящую, зеленую, пучеглазую, себе на уме лягушку, с прищуром.

      – Возле памятника поймал, – пояснил Пятахин. – Этому, Островскому. Там их много.

      – Молодец, – похвалил я.

      – Сандра! – позвал Пятахин. – Сандра, смотри! Культура! Достоевский!

      Александра повернулась, помахала рукой.

      – А эта Сандра ничего, – подмигнул мне Пятахин. – Даже очень. Такая…

      Пятахин прищелкнул языком, затем облизнулся и закинул лягушку в рот.

      – И что? – спросил я. – И что, Пятахин? В чем тут культура?

      Пятахин выплюнул лягушку на ладонь.

      – Не пойдет разве? – спросил он разочарованно.

      – Для чего?

      – Как для чего, для ютюба. Народу понравится, а? Быдлеска?

      – Не знаю. Попробуй. Хотя мне кажется, что тебе еще надо много трудиться. Знаешь, как-то не совсем убедительно. Ты, Пятахин, работаешь над собой?

      – Я работаю, – сказал Пятахин. – Вот смотри, могу сразу две. Или одну большую.

      Пятахин вытряхнул из банки большую лягушку.

      – Большую гораздо сложнее, – сообщил Пятахин. – Просто так не получится, нужно искусство иметь…

      – Не в этом дело, – я пытался пресечь представление, но Пятахина, видимо, было не остановить – он выставил язык, красный и широкий, как лопата, и посадил на него лягушку.

      Лягушка поглядела на нас с обреченностью.

      Мне вспомнилась Баба-яга. И Ивашка, которого она собиралась запечь в духовке.

      – Не в этом дело, – сказал я. – У тебя лягушки в банке сидят, зритель может подумать, что это аквариумные лягушки, особые, стерильные. А надо по-другому – ты должен в болоте их наловить и прямо на болоте…

      Пятахин переместил лягушку в рот. Александра издалека ойкнула.

      Со своего кресла высунулся Жмуркин и стал с интересом за нами наблюдать, а потом и подошел.

      – Вдохновляет, –