Прощальная прелюдия, или Прогулка под дождём. Надя Бирру

мне показалось, что она чувствует себя неуверенно. Колеблется или даже чего-то боится. Для себя: я не должен безусловно доверять её словам. Она показалась очень старательной, но интуиция и опыт говорят мне, что такое поведение более характерно для человека, который знает больше, чем намерен сообщить. Впрочем, пять лет, и свидание в таком месте, – могу и я ошибаться!

      Ольга расхаживала по небольшой палате, избегая смотреть Лизе в глаза. Разговор не клеился, да и не было желания его «клеить» у обеих сторон. Лиза просто лежала, наблюдая, как её подруга с наигранным оживлением хватается за различные предметы, извлекает какие-то бумажки, что-то говорит, говорит…

      – Ой, а это что? – вдруг спросила Оля.

      Лиза приподнялась, взглянула – в руках у Ольги была фотография, извлечённая из книги. Щурясь, она поднесла её к глазам.

      – Ой, это же Пашка! Пашка, да? Как он?

      Ольгино лицо оживилось, стало девчоночьим, милым, совсем таким, как в юности, как тем особенным летом. Лиза улыбнулась в ответ, как и Пашка – с фотографии.

      – А вот всё время глядит на меня и улыбается.

      – Ну, это ясно, – усмехнулась Ольга. – Сам-то он как? Где? Чем занимается? Ну и вообще…

      – Его уже нет.

      – Что-о?!

      – Не кричи. Нет. Он умер пятнадцатого декабря от заражения крови.

      В Олиных широко распахнутых глазах показались слёзы. Всё отошло. Не было уже этих пяти лет не-вдвоём, так чувствовала Лиза, но Ольга странно смотрела на неё.

      – Ты? – произнесла она, наконец.

      – Наверное.

      Ольга сжала побелевшие губы и, схватив сумку, выбежала из палаты.

      «Нечего было притворяться всю жизнь», – устало подумала Лиза, опять устраиваясь на кровати. В виски безжалостно стучало, ломило, как будто там билось в предсмертных судорогах сильное змеевидное существо, запертое в тесном пространстве и страстно рвущееся на волю. И ведь вырвется когда-нибудь. Она заломила руки за голову. Взгляд упал на фотографию. Пашка по-прежнему смотрел на неё и улыбался.

      «Ничтожества! Ничтожества! Ничтожества! Я себя так иногда ненавижу, что начинаю всех вас презирать!»

      Кто-то вошёл. Перед глазами качнулось белое, но внутри происходила такая свистопляска, что она не могла различить.

      – Лиза…

      Доктор. Узнала по голосу.

      Всё бешенство, вся ненависть, вся эта живущая внутри тёмная сила собралась в маленький свинцовый шарик – ядро, готовое к запуску. Неуправляемая стихия сейчас легко поддавалась ей. О, в такие минуты она умела отлично владеть собой. Теперь эта сила была не боль, а оружие, потому что имела цель. Эта цель мелькала перед глазами, сучила ручками и ножками, что-то пищала.

      – Какое у вас было любимое занятие в детстве?

      – В детстве? Гулять по кладбищам, останавливаться около старых, заброшенных могил, читать остатки сохранившихся надписей и думать о тех, кто этих надписей никогда не читал.

      – Да? А врать вы не любили? Это что? – доктор взял в руки фото.

      – Это? – она странно усмехнулась, глаза порыжели, вспыхнули зловещим жёлтым огнём. – Доктор,