Прощальная прелюдия, или Прогулка под дождём. Надя Бирру

плакат нарисовать, чтобы не хуже, чем у других отрядов было. Это же очень ответственно! Или шишки для костра собирать. А они одно знают: играть! Или на речку! «Другие отряды уже ушли!» – это они кричат, а самих не видно – в траве притаились. У-у, «грибочки»! Значит, у других отрядов уже всё готово, – это она им отвечает. Резонно так. А они опять кричат. А над всем этим шумом – шелест лип, жаркое полуденное солнце, сладкое пение Пугачёвой: «Лето, ах, лето…» А они всё равно кричат. Такие настырные!

      Речушка была маленькой, не речушка, а так, ручеёк, затерянный в зарослях ив и акаций. В одном месте заросли прерывались полоской мелкого речного песка. Визг, плеск, радостные крики, невнятная строгость воспитателей. Речка протекала сразу за оградой лагеря. Здесь – воля. И солнце, и горячий песок (во, уже кого-то закопали), и вода, и брызги во все стороны. И всем весело. И все при деле.

      Нет, не все. Один мальчик всё время сидит на берегу, в тени, в стороне от своих сверстников. «Из младшего отряда», – подумала Таня, рассматривая его. Из рукавов тенниски и из шортов торчали тонюсенькие загорелые ручки и ножки, не ножки, а веточки с припухшими бугорками колен. «А, это тот мальчик, который был болен. Из санатория!» – догадалась Татьяна. Говорили, что он пару лет не ходил и даже учился в специальной школе в Симферополе, где все уроки дети проводят, сидя в кровати. Танино сердце сжалось от сочувствия. Она подошла, накрыла ладонью худенькое плечико. Он поднял лицо – остренькое, из-под светлой панамы виднелись выгоревшие соломенного цвета волосы, глаза тёмные и живые до озорства, длинный нос, большой рот, но в сочетании – симпатичная неправильность.

      – А ты почему не купаешься.

      – Хочу!

      – Чего хочешь? – не поняла Таня.

      – Чего-чего… не купаться хочу.

      – А-а… а как тебя зовут?

      – Паша. Семёнов.

      И тут же, словно эхо (бывают ведь в жизни такие совпадения, точно кто-то нарочно подстраивает!) бегущая от лагеря дежурная прокричала:

      – Паша Семёнов из четвёртого отряда! К тебе приехали!

      Мальчик вскочил и на своих худеньких ножках неожиданно прытко побежал к воротам, возле которых стоял высокий начальственного вида мужчина, полная привлекательная женщина и девочка-подросток в жёлтом открытом сарафане.

      – Татьяна Сергеевна, совсем традиционный вопрос: как и когда вы познакомились? При каких, так сказать, обстоятельствах?

      – О, давно, очень давно. Я была пионервожатой в лагере, училась уже в институте, кажется, после первого курса. А Лизе тогда было тринадцать где-то… Да, двенадцать-тринадцать лет. Они с мамой приехали навестить Лизиного двоюродного брата, потом мама уехала, а Лиза осталась у нас, у меня в отряде. Пашин отец, её дядя, был большая шишка, он и строил этот лагерь, так что…

      – И как вы потом подружились? Всё-таки, извините, такая разница в возрасте.

      – Да, шесть лет, и тем не менее. Знаете, она меня сразу чем-то поразила. Даже не знаю, чем. Она была какая-то необычная, развитая не по годам. Иногда как скажет