Девушка с печи N7. Виктор Улин

боксера, с ужасающим южным выговором и корявым языком (становившимся хуже год от года), он сталкивал нас в бессмысленных спорах. В которых, вопреки заштампованному мнению, истина не рождается, а может лишь укрепиться взаимная неприязнь.

      Меня староста возненавидел с первого взгляда.

      Это напоминало уже испытанное когда-то от бригадира в ГДР (и описанное в романе «Умерший рай

      Всю жизнь, пользуясь успехом в кругу нормальных людей, я терпел унижения от быдла.

      За все свои качества, вплоть до умения носить костюм с галстуком и выражаться на безупречном языке.

      * * *

      Да, признаюсь.

      Владение русским языком является для меня главным критерием оценки человека.

      Говорящего (даже в шутку!) «чо» мне хочется убить одним ударом.

      Начав свой путь как поэт, я и в прозе стремлюсь к недостижимому совершенству именно языка.

      А в поэзии – к которой обращаюсь по сю пору! – работаю над каждым звуком и каждым знаком препинания.

      Не говоря о иных приемах.

      Например, в стихотворении «Александру Вертинскому» я поставил в финал две строки особого звучания.

      (Эти строки возникли как иррациональный отклик на малоизвестную песню великого автора-исполнителя, а остальные три с половиной строфы были достроены на их фундаменте.)

      Вот как звучит то, что родилось само собой:

      Лишь стоит Ваш серебряный тополь

      У Кремлевской суровой стены…

      По правилам русского языка порядок эпитетов произволен, а прилагательное «кремлевский» может писаться как с прописной, так и со строчной буквы.

      То есть допустимо было сказать, что некий серебряный тополь стоит просто у суровой кремлевской стены.

      Но такой вариант потерял бы выразительность.

      Ведь он описывал бы стену, о которой говорится, что она просто суровая и абстрактно кремлевская, и допускает еще десяток вариантов: красная, кирпичная, старая, высокая… И все это не выражало бы ничего конкретного и не создавало бы художественного образа.

      А моя строчка рисует стену Кремля (единственного в России!) и именно суровую.

      Ведь речь идет о надгробном памятнике Сталину, которого поэт при жизни сравнил с серебряным тополем.

      * * *

      Одно время я занимался переводами песен.

      Причем всегда стремился к точному воспроизводству ритмики оригинала.

      Переводил с немецкого – что было делом не слишком сложным, поскольку язык избыточен и оставляет простор для подбора русских слов.

      Вариант старой немецкой песни «Если солдаты городом шагают» получился неплохим.

      Переводил (по подстрочнику) с иврита.

      Например, «Кахоль ве лаван» о бело-голубом флаге Израиля.

      Я очень люблю этот птичий язык .

      Люблю за фонемы «оль», создающие непередаваемое ощущение легкости.

      Хотя перевод с иврита труден: язык не имеет артиклей и прочих вспомогательных элементов, а слова очень короткие.

      И втиснуть их смысл в русский эквивалент столь же трудно, как поместить