Мальчик с котомкой. Избранное. Анатолий Константинович Ехалов

бу-бух…» Бой идет. Рядом со мной командир валяется без головы…

      Я сам себе кричу: «Катырла, выходи, тебя расстреляют за трусость!».

      Я выскакиваю туда, ползу-ползу к орудию. А снаряды кругом воют, землю роют…

      А командир орудия только снаряд за снарядом подает. А тут, вижу, ящики со снарядами горят.

      Я их плащ палаткой накрыл и думаю, как в бой вклиниться, чтобы меня заметили.

      Начинаю снаряды подносить, этого командира орудия толкаю. Он на меня посмотрел, как зверь. Когда идет бой, у всех глаза навыкате, все страшные. Командир посмотрел в мою сторону, и я снаряд подал и сам встал на свое место.

      Потом бой затих, кто живой, кто раненый, кто стонет; «Братцы, добейте!» И тут же, как попритихло, раненых убрали, построили, кто, остался живой.

      И тут зачитали, кому ордена, кому медали, а мне ничего не дали, одного меня не наградили за тот бой.

      Потом начались газовые атаки, побывал под газами. Потом стали брататься с немцами, кто-то кричит: «Все, царя долой!»

      И тут началось непонятно что. То не было обмундирования, были голодные, босые, без снарядов, оборванные, во вшах. А тут все есть: и снарядов, и хлеба, и только воюй. И все есть, а никто воевать не хочет.

      Вот пошли по домам. И я ушел. Приехал в Белоруссию к себе.

      Ну, там меня в комитет бедноты назначили, как особо грамотного начальником или председателем каким-то. И начались жестокие земельные споры.

      Делили, делили, но оказалось много недовольных. И среди них мой брат. И случилось так, что в ссоре я застрелил своего брата. И сестра тут замешана была. И меня осудили и отправили в Сибирь по уголовке.

      В Сибири – стройка. Я косяки вставляю, печи кладу. Тогда у меня еще оба глаза были. И тут подвернулся начальник геологического отряда: «Ты грамотный, артиллерист, азимут знаешь… Я забираю тебя к себе».

      А геология имела тогда большую власть. Вот меня и забрали. И я по Сибири, по Ледовитому океану с этими геологами разъезжаю, разведку ископаемых и нефти веду. И окопались мы на острове Вайгач.

      И вдруг заболел я. Какая болезнь была – не помню. Пришел лекарь, а у меня температура 42 градуса.

      Лекарь и говорит: «Да он уже не дышит, унесите его в кладовку. Помер». И меня унесли в кладовку.

      В кладовке лежу, долго пролежал. Потом приходят хоронить. А хоронили там как – в море опускали. Потому что там камень один – не разбить его.

      Пришли хоронить, а один и говорит: «Да он гнется, он, вроде, живой».

      Второй: « Точно живой!»

      Занесли в тепло. И тут у меня начались галлюцинации, как будто меня куда-то задвигают на тот свет или еще куда-то. И оклемался».

      Глава 12. Дикий мед

      Когда оклемался Катыря, его геологическая партия уже ушла. Так оказался он в Архангельске.

      Веселое было время на Белом море. Лес идет, стройки шумят, пилорамы работают. Строительство огромное, дома ставят и ставят, народу, что муравьев. Это было время спецпереселенцев, раскулаченных. И все были при деле.

      Там Катыря стал плотником. Спрашивают: «Есть специалисты