Эта ласковая земля. Уильям Крюгер

потому что их отношение ко мне было предсказуемым. А Бог? Когда-то я надеялся на него, теперь же не имел понятия, чего от него ожидать.

      – Ждите с другой стороны столовой, – сказал Вольц. – Я возьму свой автомобиль и подберу вас.

      – Сначала мне нужно кое-что сделать, – сказал я.

      – Что на этот раз? – спросил Альберт.

      – Мистер Вольц, можно мне ключи от столярной мастерской? – спросил я.

      – Зачем, Оди?

      – Пожалуйста.

      – Просто дайте их ему, Герман, – сказал Альберт. – Мы теряем время.

      Вольц достал из кармана колечко с ключами, отстегнул один и отдал мне.

      – Через пятнадцать минут позади столовой, – сказал я.

      Когда я открыл дверь в столярную мастерскую, меня окружила смесь запахов: лак, опилки, масло, скипидар. Я включил свет и подошел к деревянному шкафчику у одной из стен. Внутри хранились банки с краской, расставленные и подписанные в соответствии с цветом и назначением. Я взял банку черной краски и кисть с верхней полки. Выключил свет, запер мастерскую и побежал прочь.

      Водонапорная башня, побелку которой прервал торнадо, теперь была заново окрашена, скрыв все следы прощального послания Сэмюеля Убийцы Многих. Я стоял у подножия одной из длинных опор, к которой крепилась лестница, и смотрел на резервуар. В лунном свете тот казался чистым и морозно-белым и был похож на лицо наивного ребенка, с надеждой обращенное к небу. Я повесил ручку банки на локоть, сунул кисть за пояс штанов и полез наверх. Опоясывающие резервуар мостки находились на высоте сотни футов. Добравшись до них, я на мгновение остановился и в последний раз посмотрел на Линкольнскую школу. В моем сердце не было ничего, кроме твердости. Я видел только отбрасываемые зданиями черные тени, которые словно пожирали землю там, куда падали. Со мной было так же. Четыре года жизни, съеденные тьмой.

      Выполнив то, зачем пришел, я оставил банку и кисточку и слез вниз.

      Остальные ждали меня позади столовой, Вольц не глушил мотор.

      – Что было такого важного? – спросил Альберт, явно недовольный задержкой.

      – Неважно, – сказал я. – Дело сделано. Поехали.

      Мы быстро добрались до разрушенной фермы Эндрю и Коры Фростов. Вольц остановил машину около обломков дома. Мы высыпали из машины и пошли на берег к козлам с каноэ, но Эмми задержалась. Она сунула ручку за нагрудник своего комбинезона и достала фотографию, которую я спас из-под обломков. Она долго смотрела на снимок, потом на кучу разнесенного в щепки дерева, где когда-то проходила ее жизнь, но больше не будет.

      Я обнял ее одной рукой и сказал как можно мягче:

      – Теперь мы твоя семья, Эмми. Мы никогда тебя не бросим.

      Она подняла лицо ко мне, в лунном свете дорожки слез на ее щеках сверкнули серебром.

      – Обещаешь?

      – Вот тебе крест, – сказал я и перекрестился.

      Под деревьями на берегу Гилеада Моз с Альбертом уже спустили каноэ на воду. Они удерживали равновесие, пока Эмми пробиралась в середину. Прежде чем последовать за ней, я протянул руку Герману Вольцу,