Русские бабы. Елена Крюкова

среди лесов,

      живёт среди полей

      и полевых цветов

      сам Царь души моей.

      Не узнанный никем,

      ведь царство так мало.

      Но для души моей

      от глаз его светло.

      И, как подарок мне,

      невидимый в миру,

      он скачет на коне

      по царству своему.

      А под его ногой

      то травы, то снега.

      Он – Царь души моей,

      а я – его слуга.

      Сильна земная дрожь,

      но Ариадны нить

      надеждой меж миров,

      хоть вместе нам не быть…

      Но – Солнце над горой

      нам на усладу дней.

      Он добрый мой герой.

      Он Царь души моей.

      У окна

      Свет вечерний и лучистый,

      невесомый – на двоих.

      Сколько в жизни приключится

      бед, чудес, неразберих.

      Но, обнявшись, и недвижно

      в раме, точно в витраже,

      над районом непрестижным,

      на четвёртом этаже,

      в тёмной комнатке без стульев,

      где и лампа не горит,

      мы на уровне безумья,

      мы как бы уже парим

      мимо памяти прошедшей,

      бывшей среди зол и пут.

      Что нам стоит, сумасшедшим,

      сгинуть в темень, в пустоту,

      в будущее, в неизвестность…

      И на уровне земном,

      глядя так же бессловесно

      в запотевшее окно,

      запредельно излучаться,

      и, слова давно излив,

      точно маятник, качаться

      от любви и до любви.

      В мандариновой роще

      Ты помнишь, когда мы были

      В твоём Эдемском краю.

      То – рыжие мандарины,

      Я сказала, люблю.

      Дерево плод уронило.

      Ты поднял, в ладони сжал:

      – И я люблю… мандарины, —

      По-русски ты мне сказал.

      Хоть были мы разной крови.

      Я крашеная, ты – бел.

      – Я знаю много историй, —

      Добавил ты между дел, —

      Тебе я их рассказал бы,

      Лупя для нас мандарин.

      Да как бы в мире не стало

      Ещё одних именин.

      Кольнуло под сердце жалком

      Собравшей пыльцу пчелы,

      Что жаром и впрямь обжало

      В роще, от слов, стволы.

      – …Лет мне немало, постольку

      Не выдержу вдруг щедрот.

      А разделю-ка на дольки

      Я оранжевый плод.

      Я ж не железный, но стойкий.

      И в переделках бывал, —

      Так говорил ты, и дольки

      Мне по одной подавал, —

      Меня ты, может, забудешь.

      А, может, напишешь стих.

      И станешь рыжею, точно,

      От мандаринов моих.

      Истории этой корни,

      Среди заснеженных зим,

      Пусть обо мне напомнит

      Оранжевый мандарин.

      «По картине Босха…»

      По картине Босха

      «Блаженные и проклятые»

      Разъяли