Игры богов. Александр Золотько

оглянулся на бархан, за которым, по словам Беса, остались имущество и скот проклятых.

      – Они отравили всех горбатых, – не оборачиваясь, словно почувствовав взгляд попутчика, сказал Бес. – Они знали, что не вернутся из Расселины.

      – Знали, – подтвердил Бродяга.

      Пустыня покачивалась в такт шагам горбатых. Ветра не было, и только облака медленно плыли высоко в небе.

      «Чушь, – подумал Бродяга. – Над пустыней не могут плыть облака».

      – Знаешь, – сказал Бес, – я ничего не боюсь. Ничегошеньки. А вот стать проклятым…

      – Не нужно святотатствовать, – сказал Бродяга. Сейчас он наслаждался чувством защищенности.

      Да, солнце светило изо всех сил, и воздух должен был обжигать горло и кожу. Но выпитый бальзам надежно защищал от всего этого. Даже яркий, слепящий свет солнца, многократно отраженный барханами, не резал глаза, а доставлял наслаждение.

      – При чем здесь святотатство? – спросил Бес.

      – Как это при чем? – немного даже удивился Бродяга. – Проклятие падает на тех, кто разрушил храм или святилище. Да еще только в том случае, если они отказались покаяться и принести искупительные жертвы… Или…

      – Или, не подумав, не выделили самую красивую девушку деревни прокаженному бродяге, который оказался прогуливающимся божком Пересыхающего ручья, – в тон ему продолжил Бес. – Или если отец отказался принести в жертву богу Нужника последнюю корову, говоря при этом, что без ее молока погибнут дети.

      – Чушь, – сказал Бродяга.

      – Это почему чушь?

      – А потому, что проклятие – дело страшное. И…

      Бес хмыкнул:

      – Конечно, страшное. Каждую секунду ты ощущаешь боль. Болит каждая косточка, каждый суставчик, каждая волосинка… Только смерть может тебя освободить, а вот сама смерть может прийти как избавление, только когда проклявший бог разрешит, когда позволит совершить подвиг в свою честь. А это может произойти через три десятка лет, или через сотню, или вообще не произойдет. И суждено проклятым вечно скитаться, мучаясь от все усиливающейся боли и бессмысленно мечтая умереть. Или начиная убивать от безысходности, превращаясь в проклятие окрестных земель. Их ведь не так просто убить. Нужно раз за разом отнимать у них жизнь… Раз за разом, раз за разом… Но никто не станет оказывать эту услугу проклятым, ибо осиротевшее проклятие обрушится на убийцу. – Голос Беса чуть дрогнул. – Так что те ребята в Расселине умирали с улыбками на лицах. И если бы они не были проклятыми, то никогда бы не смогли убить Адских псов. Сколько раз проклятые умирали в той Расселине? Раз по тридцать, сорок? По сотне раз?

      Бес замолчал.

      Покачивалась пустыня, солнце медленно сползало к западу.

      Бродяга чуть не ляпнул что-то вроде «А не преувеличиваешь ли ты, парень», но взглянул в лицо Беса и сдержался. Человек с такой тоской на лице не может поддерживать спокойный разговор.

      – Ты куда дел талисман? – спросил, помолчав, Бес.

      – Выбросил, – ответил Бродяга.

      – А если кто-то найдет?

      – Ничего, –