Раскаты. Артем Приморский

обернулся к Маркову.– Так вот, Собрание не намерено это терпеть. Его численность велика, и с каждым днем только увеличивается. Это очень хорошо – чем больше простых людей примкнет к Собранию, тем легче будет требовать ослабления у власти.

      – Однако, не шибко слышны их требования.

      – Это пока,– ответил Ильин.– Пойдемте дальше, а то опоздаем к началу… Со временем, людей станет так много, и они заговорят так громко, что игнорировать их станет невозможно. Правительство пойдет на уступки, вот увидите.

      – А если нет?

      – Тогда – кровь, война и Революция. Вы правильно говорили про Русско-японскую – это крах системы. Огромная и неповоротливая, увязшая в бюрократии и царских замашках система рухнет, когда война будет проиграна. Перемены настолько необходимы, что надвигаются сами. Ваш друг Арцыбашев знает, видит и чувствует это.

      – Он мне не друг…– поспешил заметить Марков.

      – Многие толстосумы ощущают – там пощипывает, тут сжимает,– пропустив его замечание, продолжал Ильин.– Приступ непонятного страха – почему? Что не так? Шевелят усиками, пробуют воздух на вкус – вроде все в порядке. Тогда почему так страшно?

      Ильин и Марков остановились перед небольшим двухэтажным особняком. Двор с облетевшими к осени голыми деревьями, покрытый инеем, казался опустевшим. Несколько пожелтевших листьев замело на террасу.

      – Вы неплохой газетчик, товарищ Марков,– сказал Ильин.– Я буду рекомендовать вас в помощь Собранию, по части всякой письменной деятельности. Сейчас мы войдем внутрь, и вы будете просто смотреть и слушать. Вопросы не задавайте. Что будет неясно – я объясню потом. Пойдемте.

      Они поднялись на террасу, Ильин постучал в дверь. Почти сразу молодой, взволнованный женский голос спросил:

      – Кто там?

      – Иван Алексеевич Ильин.

      Дверь отворилась. Темноволосая девушка в бежевом платье и серых вязаных чулках мило улыбнулась, демонстрируя маленькие белые зубки:

      – Здравствуйте, Иван Алексеевич. Я вижу, вы не одни?– ее зеленые глаза вопросительным взглядом застыли на Маркове.

      – Мой друг, товарищ Марков,– ответил Ильин. Парень кивнул:

      – Антон Марков.

      – Екатерина Андреева. Что ж, проходите,– девушка сделала поклон и отошла в сторону.– Холодно сегодня на улице, дует-то как!

      – Обещали к вечеру дождь,– Ильин вошел последним, закрыл дверь.

      Гости оказались в неосвещенной маленькой прихожей. Ее пол был заставлен чужими туфлями и ботинками, а стены завешаны плащами и тулупами. Отсюда, круто поднимаясь, шла лестница – на второй этаж; возле нее был проход в гостиную, из которой доносился мужской, сильный и требовательный, голос.

      – Батюшка уже читает?– спросил Ильин.

      Девушка кивнула.

      – Разувайтесь быстрее,– прошептал Ильин Маркову.– Идите и смотрите.

      Марков, снимая на ходу обувь и плащ, на цыпочках подошел к гостиной. Небольшая комната – под потолком мягко светит люстра, вдоль стен расставлены диваны и кресла. Все они заняты зрителями. Их лица – и мужские,